Я ходил в столовую, на первом этаже огромного шестнадцатиэтажного корпуса. Там садился на свое место, за стол к двум сорокалетним теткам и одному юноше, моложе меня на пару лет. Он заигрывал с тетками и делал им непристойные предложения. Они с усталым ехидством отказывали. Он слегка огорчался. А вечером я встречал его всегда в окружении таких же немолодых женщин. Обычно было три-четыре нетрезвых дамы, похожих на стареющих секретарш из областной администрации, и он. Иногда парней было двое. Однажды вечером они всей компанией плясали в лифте под музыку из мобильного телефона. На усталых от десятилетий семейных невзгод лицах женщин лежала тень отчаянного горького веселья. Ему было слегка неловко, судя по тому, как он отвел от меня взгляд, но тоже весело.
В столовой работали официантки. Одна из них была та самая Беленькая, которую я не нашел тем вечером, когда Бог исполнял мои желания. Она равнодушно здоровалась со мной. У меня так и лежала в кармане тысяча неразменянных рублей. И я даже пару раз предложил Беленькой снова сходить в ночной клуб, она обещала после работы постучаться ко мне в номер, но я не дождался этого стука.
Каждый вечер я выходил на улицу. «Здравница Кузбасса» стояла высоко. Пейзаж представлял собой чашу. Это был кратер. Миллионы лет назад он исторгал из себя лаву. Сейчас остались только ручейки теплой радоновой воды. По круглому горизонту, в закатных лучах солнца, зубрилась низкая кромка черной кратерной стены. Внутренние склоны кратера шли террасами. На них циклопьими изумрудами горели подсвеченные из-под воды плавательные бассейны без крыш. Метались лучами стробоскопов по облакам мерцающе-насекомные сборища дискотек. Реки людей стекали по широким прогулочным молам к центру чаши, где стоял город. Всегда в одном направлении – сверху вниз. Казалось, что меня может смыть и затопить людскими телами. И я всегда шел против потока, вверх.
– Чего хотят все эти люди? – спрашивал я сам себя, глядя на встречные лица.
Но они шли и шли мне навстречу во множестве, легкие и нарядные, молодые и старые, мужчины и женщины. А я, казалось, не имел к ним никакого отношения.
Через пару часов поток редел, и я оставался один на улице, освещенной витринами сувенирных магазинов. Заходил в парочку из них, перебирал руками безделушки из бересты и кожи.
В последний вечер я зашел в бар. Там за стойкой сидел мой второй сосед, кривоногий и с яростным взором. Он полыхнул в мою сторону горячими зрачками, улыбнулся и спросил, скольких я уже поимел на этом курорте.
– Никого, – ответил я просто.
– Да, ты тут уже неделю! – удивился он.
Я промолчал. Он вкратце перечислил мне список своих побед, в основном состоящий из местных горничных и официанток, озвучил безумную цифру потраченных по барам и ресторанам денег, рассказал, что он из тех ребят, кто держит Прокопьевск и у него всегда все правильно, по понятиям. Он был так по-барски (скорее, от слова «барс», выколотом на костяшках его пальцев) великодушен, что даже предложил мне свою девушку, которая сидела рядом с ним, кушала картошку-фри и пила что-то разноцветно-алкогольное через соломинку из высокого узкого стакана.
– Люди в войну хлебом делились, – подвел он теоретический базис под предложение.
Девушка игриво прижалась к его массивному плечу. Взглянула на меня. В ее глазах теплыми угольками светилась любовь. Искренняя и чистая. Так что я даже потряс головой. «Этого не может быть», – подумал я. – «Еще пару дней назад они были незнакомы, через день он бросит ее ради новой, которой так же будет не прочь поделиться с приглянувшимся ему неудачником. Не может быть, чтобы у нее в глазах была любовь! Это неправильно! Здесь не место любви! При таких словах любовь должна гаснуть».
Я посмотрел на них. Она его любила, как только может любить женщина. Сейчас он был ее первым и единственным, ее сильным плечом и каменной стеной, охотником и защитником. А я был чем-то вроде продолжения его. Совершенно чужого мне человека.
Я снова потряс головой, и он понял это по-своему.
– Ну, тогда трахни эту барменшу, – он показал вглубь бара, – Она вообще всем подряд дает. Удачи!
Они окатили меня теплом своих любящих взглядов, он хлопнул меня по лопатке, а потом они ушли. И я остался. Ко мне подошла барменша. У нее были татуированные голые руки: извитые то ли змеями, то ли драконами, то ли струями экзотического ало-черного дыма. Чуть старше меня. Усталое и одновременно игривое лицо. Я начал что-то говорить про стакан пива. И тут незнакомый человек перебил меня. Мужчина в дорогой рубашке, он наклонился к ней притянул ее рукой и что-то зашептал ей в ухо, какой-то комплимент. Она нетерпеливо отпихнулась и сказала:
– Да, пошел ты!
Мужчина вздохнул и пошел. А я сказал ей:
– Я понимаю, что пришла моя очередь идти туда же, но когда ты закончишь работать, мы можем отправиться в мой номер.
Внутренне я был абсолютно готов путешествовать по следам незнакомца в дорогой рубашке. А она неожиданно весело засмеялась и спросила с интересом:
– Что будем делать?
– Ну, не книжки же читать, – брякнул я.