Высшего образования у моего «сюрприза» не было от слова абсолютно, но именно от этого же слова происходила его феноменальная уверенность в собственной правоте и неотразимости. И со всей этой прелестью мне приходилось иметь дело ежедневно. И с толпой свежеобразовавшихся поклонниц его.
Добрым словом я вспоминала супруга не раз. Признавая разумность идеи тем не менее к исполнению у меня были вопросы. И претензии.
Только дома, хоть и ненадолго, но можно было расслабиться.
— Мам, вот математика, вот домашка по русскому, стих я выучил, а по окружающему надо сделать какую-то фигню, — обычно радостно приветствовал меня с порога Ник.
Дальше выползал Рус со схемами и планами, ну, и осторожными, такими окольными вопросами про Ладу.
Здесь я держалась стойко, так как ведьмачий чат уже успел все обсудить и спланировать, поэтому старший сын получил четкие инструкции:
— С Ладой все в порядке. Относительно. Сейчас она находится на восстановительном лечении, а дочь готовится к операции. Как только твоя дама сердца покинет стены заведения — поедешь на встречу. Соберись с мыслями. Найди слова. Будь готов принять на свои плечи груз ответственности за них. Будь взрослым, мудрым и терпеливым.
А после мои мужчины баловали меня всякими вкусностями.
Если на ужин была паста в любых видах, значит, на кухне хозяйничал Ник, если жареная картошка и запеченная рыба или креветки — являл нам свое искусство Руслан Владимирович. Остальные кулинарные шедевры выходили из-под золотых ручек дорогого супруга. И был Влад столь убедителен в роли шеф-повара, что его армейский приятель обязательно у нас задерживался, а после цветисто и эмоционально нахваливал и разносолы, и оформление, и подачу. Восхищался обычно иносказательно и таким образом, что я видела, как у Руса кулаки чешутся.
— Мам, задрал он петь про то, какой батя классный, и что мы его не заслуживаем. Что отец без труда будет растащен на сувениры восторженными дамочками, а ты ему совсем не подходишь.
— Милый, выдохни. Ты это понимаешь, я это понимаю. Полагаешь, что сам Влад всех этих посылов не уловил? — закатываю глаза, уже в изнеможении, поскольку день был утомительный, а впереди еще окружайка и беседа с дорогим супругом на предмет, не пора ли цирк с охраной сворачивать. А тут еще внеплановый разбор полетов с Русом.
Мой большой «маленький мальчик» пофыркал злобным ежиком, повертел головой, сложил в уме явно многоэтажную нецензурную конструкцию и перед сном позволил пригладить его непокорные, начавшие отрастать, кудри.
Моя долгожданная радость. Гордость. Счастье.
Мой старший сын. Умница и красавец. Сейчас еще эмоции в узду возьмет и все — идеальный мужик будет.
Поцеловав этого любимого мальчика, отправилась на поиски остальных.
Заглянула в кабинет, но супруга не обнаружила. Удивилась.
Оказывается, искомые товарищи проводили вечер вместе, у Ника.
Сосредоточенные, сидели друг напротив друга на полу, а между ними лежала старая, еще из Ижевска, дедушкина шахматная доска.
Влад с Русом начали играть в шахматы как-то сразу, стоило лишь нам всем начать обитать на одной территории. В карты, дженгу или квартет мы играли всей семьей, а вот на шахматы меня даже не звали. И нет, я не чувствовала себя обделенной. Мне всегда было чем заняться в это время. Так что да, я мало чего помню из шахмат. Кроме разве что: «Королева любит цвет». Ну и главное правило для меня всегда было: «Взялся? Ходи!».
Вот, пригодилось же.
— Так, уважаемые мужчины. Не пора ли вам спать, а некоторые еще про окружайку мне не поведали.
Влад с Ником переглядываются и улыбаются очень даже похоже. Мне вот только что еще один товарищ так улыбался.
Становится так хорошо, как будто теплой ладошкой изнутри погладили.
Муж, не вставая с пола, водит рукой у меня по спине или скорее там, докуда достал:
— Марго, милая, с уроками мы все решим, не стоит тебе беспокоиться. У нас тут сложная ситуация, так что ты иди ложись, а мы скоро завершим партию да я приду.
Заманчиво, конечно, но:
— Влад, хотели же с тобой обсудить некоторые моменты…
— Обязательно, любимая, всенепременнейше. Завтра утром или в обед, после того как я закрою больничный и приеду на кафедру.
Долго выдыхаю. Вдыхаю.
Рискую чуть-чуть порадоваться:
— О! Счастье есть! Значит, с завтрашнего дня мы (вернее я) свободны от Цербера?
Мои дорогие мужчины хором ржут. Машут также слаженно руками, и я, правильно расшифровав посыл, удаляюсь. Пусть доиграют.
Ник спокойно улыбается, пускает в свою комнату, сидит при мне на полу.
Пресвятые Просветители, спасибо!
Утро полно радостных ожиданий. Я даже рискую по дороге в Университет мурлыкать себе под нос «Мы желаем счастья вам…», за что удостаиваюсь тяжелого, полного подозрительности, взгляда. Плевать. Сейчас мне абсолютно плевать. Еще немного, еще чуть-чуть… свобода так близка, что будто бы даже голова, от предвкушения и восторга, слегка кружится.
Как выясняется немного позднее, кружилась она не слегка и не от восторга.
На кафедру Степан Тимофеевич, сцепив зубы, вносит меня на руках.