Немного о потерянном времени (СИ)

— А сестру ли? Я отлично помню вашу позицию. С детства. Так что ДНК-тест делаем. Сейчас. Иначе слушать не буду никого из вас. Никогда.

Ступор нападает на всех. Ланские просто обалдели от предложения, а мы с Русом не верим своим ушам.

Влад мрачно добавляет:

— Пора закрыть гештальт, потому что даже просто жить становится опасно.

Вот это номер.

Какие формулировки.

Что-то там, в гениальных мозгах, сдвинулось, похоже.

Слегка пришедшая в себя матушка Владимира Львовича с видом оскорбленной невинности презрительно цедит:

— Если это вправит тебе мозги, и ты, наконец, поймёшь, кто твоя настоящая семья, то мы согласны.

Недоуменно переглядываемся с Русом: они вообще на что рассчитывают с такими вводными? Если всегда он был «подменыш», а сейчас вдруг «сделаем тест»?

Или они с самого начала, таким образом, просто ему психику ломали?

И не только психику.

Как я помнила из его исповеди, до бабушки его довезли еле живого с запущенной свинкой, в горячке. Плачевные последствия нам всем известны.

Пресвятые Просветители, я тогда за эксперименты над ребенком их сама угроблю, уродов.

— Вы говорите, что она моя сестра, — голос Влада звучит глухо и надтреснуто.

Я понимаю, как ему больно.

Те глубинные страхи, от которых он бежал всю жизнь, сейчас здесь.

«Полжизни я боялся, что родители вернутся и заберут меня у бабушки», — сказал мне когда-то муж. Он и в армию после ее смерти пошел, чтобы быть от них подальше и под защитой Устава.

Сейчас я не могу ничего сделать — это только его битва. Поэтому лишь слегка касаюсь ладонью напряженной спины мужа. Просто легонько дотрагиваюсь.

Рус выдвигается вперед и становится рядом с Владом. Плечи их смыкаются, и муж вскидывает опущенную до этого голову:

— Сестра? Нет. Кто она после всего, что сделала со мной?

Вздрагиваю.

Не только от того, как меня режет боль прозвучавших слов, но и от ощущения большого, горячего тела за спиной. А долгий выдох в макушку заставляет в ужасе застыть.

Но я отбрасываю все эти несвоевременные мои переживания, ибо мадам Ланская выдает то, от чего страшно становится вообще всем:

— Ну, Володя, пойми, девочки немножко переволновались и перестарались.

Я вдыхаю, но выдохнуть забываю напрочь. Это что за?

Анна Львовна, сцепив руки и выглядывая из-за спины отца, добавляет:

— Прости! Но ты посмотри: она же старая, больная и вешает на тебя чужих детей. А ты никак не желаешь это понимать. Я же пыталась открыть тебе глаза, но ты же уперся! Мы просто хотели, чтобы ты нашел свое счастье. С Диной.

— С Диной хотели или с Диной счастье? — хрустит льдом в голосе внезапно расслабившийся муж.

— Все вместе, — Анна скромно улыбается.

Да, красивые женщины могут позволить себе многое. Даже совершать жуткие вещи, а потом, улыбнувшись, попросить прощения и быть уверенными, что им, конечно, простят маленькое недоразумение.

Суки.

— Дина Робертовна, я никогда ни словом, ни делом не давал вам понять, что имею на вас какие-то виды, так?

Памятная мне по фото и видео материалам из Новосибирского отеля эльфоподобная блондинка мерцает глазами и печально соглашается:

— Так.

За моей спиной хмыкают.

Влад чуть наклоняется к Анне и Дине, которые в процессе беседы оказались уже на передовой.

— Тогда с чего вы в одностороннем порядке решили вдруг стать моей супругой?

Теперь глазами хлопают обе две.

— Ну, Аня говорила, что скоро Вы разведетесь. Но жена-то вам все равно будет нужна. Нельзя такому ученому без семьи. Вот. Вы же знаете, что мне нравитесь? Почему нет? У нас будет правильная профессорская семья. Я даже могу оставить преподавание, родить ребенка и следить за домом.

О, какие планы классические.

— То есть ради того, чтобы сидеть дома, не работать и блистать в около-научной тусовке, вы готовы на преступление?

— Да какое там преступление? После кофе вы просто должны были уснуть. Уснуть! А там — фото, видео, ну и проснулись бы мы вместе. Дальше — ваш развод, наша свадьба и все счастливы, — вспылила Диночка от несправедливых обвинений.

Преступление, ах, какой кошмар. Как вы могли такое про меня подумать?

Ой, что-то меня несет.

Не к добру.

Выдыхаю и чувствую, как голову и меня с ней опять ведет. Тут же жесткие ладони фиксируют в пространстве за талию с двух сторон.

Бодрит лучше нашатыря. Вздрагиваю и пробую освободиться, но куда там.

— Ваш кофе, Дина Робертовна, да вместе с проректорским коньяком и вашей фотосессией, чуть не отправил меня на тот свет. Так что я на вас никогда ни при каких обстоятельствах не женюсь. Не зашел мне клофелин.

— Да там было-то всего ничего, — всплескивает руками Анна.

А Дина тянет:

— И что, еще и нажалуетесь, чтобы меня уволили за такую мелочь?

Судя по тому, как переглядываются мои мужчины, мы все снова изумляемся. Я уж со счета сбилась — в который раз за сегодня.

Но не в последний, явно, потому как голос Сокольничева сбоку добавляет сюра в наше цирковое шоу: