Немного о потерянном времени (СИ)

Ставлю добытое на столик, прихватываю лежащее рядом одеяло. Р-р-раз. Завернуть, спеленать, на руки поднять и на койку упасть с драгоценной добычей.

О, и колыбельная батина армейская, исполняемая для Ника пригодилась:

Раз-два — под одеяло!

Три-четыре — на бочок!

Шесть-семь — спать всем!

Все упали, все отжались

И заснули, постарались!

Ну-ка, кто тут не зевает?

Кто глаза не закрывает?

Кто прилежно не храпит?

Кто тут до сих пор не спит?

Руки вытянуть по швам!

На подушке голова!

Сорок пять секунд — отбой,

Кто не спит — пойдет со мной.

Будет он всю ночь не спать,

На плацу маршировать. [1]

Бред, конечно, страшный, но бро заходит на ура, да и Ладу вот успокоило.

Хихикает.

Да, сквозь сопли и слезы, но есть же?

— Руслан, как ты? — выпутывается из одеяла моя мечта, стирает с лица соленую горечь и печаль, а после, закрыв ладошками нос и рот, вопросительно мерцает глазами.

Вздыхаю:

— Лада, я же сказал — мы вместе. Отсюда и навсегда. Держи, я тебе кое-что от нервов раздобыл, — гордо хвастаюсь и спокойно вливаю Ладуше в рот это волшебное зелье.

— Правда? — еле слышно шепчет.

Прижимаю к себе сильнее, целую в висок и отвечаю также: «Да-да-да…»

Сидим тихонечко, я глажу по спине любимую и крепко держу в руках свое строптивое сокровище, которое теперь нежно сопит мне в шею.

Вот такое трудное сука счастье.

Иногда Лада медленно моргает, и тогда я весь ощущаю, что это за гребаный «поцелуй бабочки». Пробирает на сквозняк, от пяток до макушки, ну и ясно, где еще. Но только не время сейчас для плотского, мы еще «душу не утешили, сердечные раны не исцелили», нах*. Нам пока не до секса. А жаль.

Спокойствие и тишину ожидания нарушает своим появлением одна из дежурных сестричек:

— Ой, Руслан, я вот вам тут кофе принесла.

Лада орлицей вспархивает с моих колен и безапелляционным тоном заявляет:

— Мы вам очень благодарны, но, увы, Руслану кофе категорически нельзя. Здоровье не позволяет. Процесс восстановления организма требует жесткого соблюдения врачебных предписаний, вам ли не знать.

С улыбкой разворачивается ко мне и целует. Сама. Впервые.

Так отчаянно, словно метит территорию.

Наконец-то, бл*!

В голове звенит, руки на ее плечах свело, воздуха не хватает, во мне все, что может и не может, поднялось нах*.

Детка, что же ты со мной творишь?

Сдохну сейчас, помру бл* от счастья.

А после, наплевав на зрительницу, шепчет, слегка задевая губами ухо:

— Я ждала тебя. Да, долго думала. Ну, дура была, прости.

— А теперь? — с трудом вдыхаю, а после выдыхаю чуть слышно.

— Сейчас очнулась. Ты мне всегда был нужен… только мысли о тебе и спасали. Люблю тебя.

Так вот, как это бывает.

Не верил. Судорожно втягиваю воздух.

Мечтал, но уже бл* не ждал. Утыкаюсь носом ей в шею и медленно выдыхаю.

Сердце замерло.

Взрыв сверхновой, сука.

От счастья ослеп и оглох.

Только Ладу сильней прижимаю. Держу крепко.

И это, я знаю — навсегда.

Трясу головой, пытаюсь прийти в себя. Не время орать от разрывающего счастья. Не место.

Снова устраиваю драгоценную на коленях. Молча обнимаемся, а маленькая в моих руках будто бы прячется. Словно в меня зарыться старается.

А я? Да я бл* только за.

Сжимать ее теплое, нежное тело, слышать удары сердца, выдыхать ее запах.

Сука, я романтик.

Бл* батя будет долго ржать, Ник затроллит, а мама, мама не удивится. Она мне так лет десять назад и говорила. Да я, баран, не верил.

А потом до меня вдруг доходит:

— Ты понимаешь, что мы с тобой, выходит, реально эм-м-м идиоты? Сука, столько времени просрали, в дерьме наплавались…

— Опыт получили незабываемый! — сквозь слезы смеется Лада.

— Это точно! И даст бог, неповторимый. На хрен. Достаточно боли и бреда в наших жизнях благодаря нам самим и с посильной помощью окружающих было. Пришло другое время.

Моя любимая женщина обнимает мое лицо маленькими теплыми ладошками, заглядывает в глаза:

— Время тепла?

— Время любви, детка! Ждал, как я сука долго ждал! Все, теперь не отвертишься… я счастлив до звона в ушах…

Мгновенная паника в глазах и Лада подскакивает:

— Руслан, посиди, я принесу тонометр.

Хохочу в голос, наплевав на то, что мы в больнице:

— Оставь эти глупости, иди ко мне. Все нормально со мной. Более чем нормально. Ох, я же теперь могу тебя не только обнимать, на руках носить, но и целовать постоянно.

Малышка смущается, розовеет вся. Бл*, такая милая.

— Погоди, не здесь же, что скажут…

Зацеловываю ее пунцовое личико и бормочу:

— Насрать. На всех насрать. Я и так «годил» десять лет, Лада. Теперь у тебя долгов супружеских, да с процентами… век не расплатишься.

Она тихонько смеется, садится рядом, прижимается теснее и шепчет:

— Супружеский долг тебе отдавать — моя мечта. Правда, до этого еще далеко.

— Ничего, у нас знаешь, какие есть семейные адвокаты? — улыбаюсь. — Тот чувак, который маме развод добывал — золотой мужик. Все будет быстро, качественно и без проблем. Вот выйдем отсюда, я позвоню бате, пусть поспособствует наведению мостов, так сказать.

— Ой, Руслан, мы здесь, наверное, надолго. Ну, я так думаю. Врач еще не говорил, сколько будет длиться послеоперационный период в стационаре.