– Дура ты, Машка. Ничему тебя жизнь не учит. Наивная, как три рубля. Ты же не в России. Я тебя сейчас в такой мотель привезу, что если даже занесу тебя туда мёртвую, никто не пошевелится. Там всем по хрену. Хоть пачками трупы туда таскай и складируй. Деньги заплатил – проваливай в свой номер, и можешь заниматься всем, чем хочешь, даже расчленять трупы. Ты что, реально думала, я тебя в навороченный пятизвёздочный отель повезу? Я же не твой бывший крендель, набитый купюрами до макушки. Я знаешь, что, Машка, думаю… я, наверное, погорячился с соседом. Зря его чпокнул. Это ведь ты меня довела. Из-за вас, баб, одни беды.
– Я-то здесь причём?
– А если бы ты не шарахалась где попало, не сосалась с каким-то ублюдком, я бы не был таким нервным и, возможно, даже бы разрешил постирать ему по-соседски. Ведь раньше я же как-то это терпел. А сегодня моё терпение лопнуло. Вы же, бабы, можете любого мужика довести до предела. Говорил мне батя, не влюбляйся, это опасно…
Макс занёс меня в крохотный номер мотеля. Он, по большому счёту, не отличался от квартирки, в которой мы проживали совсем недавно. Как говорил Макс, тут только задницами толкаться. Когда он занёс меня в здание, где находилась малюсенькая стойка ресепшен, пожилая негритянка и в самом деле не обратила внимания на то, что в её заведение заносят окровавленного, едва живого человека. Видимо, ей на это глубоко наплевать. Посмотрев на меня странным, брезгливым взглядом, она на минуту оторвалась от мыльного сериала по телевизору.
– Девка живая? – на всякий случай спросила негритянка.
– Живая.
– Точно?
– Машка, махни ей рукой, чтобы она отвалила.
Я подняла руку и показала негритянке, что пока ещё жива. Конечно, мне ужасно хотелось призвать её к человечности, сказать, что она может спасти мою жизнь, и попросить вызвать «скорую», но я понимала, это ни к чему не приведёт. Негритянка даже не встанет с места, а своим поведением я только разозлю Макса, который может сорваться и меня просто добить.
И тогда я потеряю этот запах сирени… Понятия не имею, почему я его чувствую… Сейчас ощущается запах крови, но я почему-то чувствую запах сирени из воспоминаний о том дне, когда шла по мостовой после защиты диплома и познакомилась с Данькой… Наверное, эти видения оттого, что я умираю…
– Если она сдохнет, положишь её в чёрный мусорный пакет, завяжешь и вынесешь на помойку в соседнем квартале, чтобы к мотелю она не имела отношения. Понял?!
– Слушаюсь, шеф, – махнул головой Макс и понёс меня по винтовой лестнице.
– Жмурики нам здесь не нужны.
– Я живая, – с надрывом напомнила я негритянке.
– Вижу. Но это не значит, что ты не сдохнешь через пару часов. Ты себя в зеркало видела? Выглядишь как кусок сырого мяса. У меня сегодня такой же в кастрюле варится.
– У вас очень приветливый мотель, – глотая кровь во рту, сказала я негритянке.
– Свобода и демократия – привилегия нашего придорожного мотеля, – как ни в чём не бывало, ответила она и принялась смотреть телевизор. Потом всё же не удержалась и бросила мне вслед: – У вас там, в России, ещё больший беспредел творится, и я молчу. Там медведи с балалайками по улице ходят и вам особо всем по фигу, что они кого-нибудь загрызть могут… Ни пройти, ни проехать. Кругом эти медведи балалаешные шатаются. Особенно по вашей знаменитой Красной площади. Все уже со счёта сбились, скольким туристам они руки-ноги пооткусывали и балалайками их поубивали. Это же не зоопарк, а город. Жуть.
Макс занёс меня в номер, положил на сырую кровать с плесенью, и я увидела, как по мне пробежал таракан. Потом ещё один… Я подумала о том, почему негриятнка такая жестокая. Есть ли у неё дети, родственники…
– Сука, тут одни тараканы, – возмущался Макс и давил их ботинком. – За такую помойку они ещё и деньги берут. Полный пипец.
Этой ночью я боролась со смертью. Точнее, не боролась, а реально думала, что умру. Я знала, что спасти меня может только чудо, ведь ждать медицинской помощи было неоткуда. Макс лежал рядом, открывал одну банку пива за другой, курил в кровати и играл в какую-то игру в телефоне.
– Ты жива ещё, моя старушка? – спросил между делом он.
– Думаю, уже скоро…
– Машка, ты, наверное, думаешь, вот монстр какой-то, а я сам очень сильно переживаю.
– Угу, по тебе видно.
– Меня нервяк знаешь как бьёт. Места себе не нахожу. Я так к тебе прикипел за это время. Очень жаль. Ты красивая. У тебя, наверное, красивые дети. Тебе страшно?
– Очень. Я же не знаю, что ТАМ…
– Машка, а может быть, ТАМ не так уж и плохо. Если тебе не повезёт, и ты всё-таки откинешься, может, возродишься в новом качестве, освободившись от избитого тела…
– Я боюсь этого момента.
– Машка, в конце концов, мы все здесь гости. Никому не удастся выбраться отсюда живым. Рано или поздно все откинем копыта. Просто кто-то раньше, а кто-то позже.
Я лежала и чувствовала, как немеют кончики пальцев на ногах, лодыжки, колени… Я впадала в забытьё. Погружалась во тьму и переставала видеть ночник, который висел на стене. Мне казалось, кровь перестаёт циркулировать по моему телу; ещё немножко, и моё сердце станет онемевшим и холодным.