Немного удачи

– Правда? Ты мне об этом не говорил.

Он промолчал. Пройдя еще несколько шагов, он прибавил:

– Джуди, я больше не приеду.

Она убрала руку.

Весь разговор занял минут пять. Сев в трамвай, она обернулась. Он улыбнулся и помахал ей рукой. Он описал ей мифическую «Маргарет». К счастью, Джуди никогда не видела Лиллиан, поэтому не знала, что он описывает сестру. Пока он шел к Артуру, он думал, что это, наверное, были лучшие отношения в его жизни – спокойные, легкие. И все же он был рад, что это закончилось.

Встретившись с Артуром, он сразу сделал то, что нужно было. Фрэнк спросил:

– Ну, как там мои племянник с племянницей?

Лучше зарнее самому спросить о детях, тогда можно быстро с этим покончить, ведь если не спросить, Артур начнет периодически возвращаться к этой теме и рассказывать все, о чем вспомнит.

– Дебби съела немного яйца на завтрак. Ей понравилось. Она причмокнула после того, как съела. – Артур рассмеялся. – Но Тимми вообще отказался сидеть за столом. Он заставил Лиллиан поставить его тарелку на пол, а потом встал на четвереньки и стал есть по-собачьи.

– Это шутка, да?

Артур покачал головой.

– Мои родители ни в коем случае не должны об этом узнать.

Артур расхохотался.

– А еще он сегодня одет по-ковбойски. Полотняные ковбойские штаны, шестизарядные пистолеты и все такое.

Фрэнк лишь покачал головой.

Артур решил, что о Джуди лучше всего поговорить на смотровой площадке Монумента Вашингтону. В девять утра они зашли первыми в лифт, хотя и не были там одни, поскольку был праздничный день. Они стояли у окна с видом на Приливный бассейн, который не замерз, но покрылся инеем, и смотрели, как машины пересекают мост Четырнадцатой улицы. Наконец народ вернулся в лифт, и Артур сказал:

– Медленно, но верно, да?

– Она сегодня на работе. Сказала, что займется сортировкой бумаг. Но сегодня выходной, и там никого не будет.

– О’кей, – ответил Артур.

– Вчера ей дважды звонили. Один раз в восемь, второй – в восемь двадцать одну. Разговора не было ни в тот, ни в другой раз. На втором звонке я вышел в коридор и слышал, как она сказала: «Извините. Здесь нет никого с таким именем». – Артур записал время. Фрэнк продолжал: – Она по-прежнему никогда не говорит о политике. Когда моя тетка и ее муж были коммунистами в Чикаго перед войной, подобные разговоры никогда не прекращались. Никогда. Они не могли удержаться. Но я ни разу не слышал, чтобы Джуди говорила о чем-то вроде этого, никаких тебе «рабочих классов» или «империалистов». Или даже «буржуа». Вряд ли она знает, что такое «люмпен-пролетариат». На Рождество она ездила в Нью-Йорк.

– Губичев был там на Рождество.

– Когда я предложил сходить на «Щелкунчик», она ответила, что ей надо в Нью-Йорк. Я сказал, что уже взял билеты, может, она перенесет поездку? Она ответила, что я могу пожить у нее.

– Ты осмотрел квартиру?

– Конечно. Но ничего не нашел. Ничего по-русски, никаких русских романов даже в переводе.

– Ничего не понимаю.

– Она ненавидит Гувера, – сказал Фрэнк. – Помнишь Мелвина Первиса?[88]

Артур кивнул.

– Она ведь одного со мной возраста, какое ей дело до Первиса, мы тогда были детьми. Но я думаю, она всерьез ненавидит Гувера. Месяц назад она рассвирепела из-за того, что он сказал одной женщине, будто у нее зад как у мула, а лицо и того хуже. Женщина расплакалась, а Гувер бросил в нее комок бумаги. Джуди все время об этом говорила.

– Да, он скотина, – согласился Артур.

– Мне кажется, что если Гувер хочет кого-то поймать, этот человек для нее невиновен по определению, значит, что бы она ни передавала Губичеву, это должно помочь спасти того человека. По-моему, она думает, Гувер перешел какую-то черту и она как-нибудь может помочь наказать его. Он тиран. Это вендетта.

Артур уставился на него, больше ничего не записывая.

– Он с ней спал?

– Ни в коем случае. Но чем-то он ее обидел.

– Настоящий тиран – это дядюшка Джо.

– Но Гувер – тиран рядом, – продолжал Фрэнк. – Ну, она злится, но почему она решила передавать кому-то государственные тайны – если она вообще это делает, – я не знаю.

Когда открылась дверь лифта, Артур сказал:

– Не у всех одинаковые представления о лучшем мире.

– Некоторые вообще не думают о лучшем мире, – ответил Фрэнк.