Немного удачи

Фрэнка трудно было застать врасплох, но, очевидно, Чикаго было для этого подходящим местом. Он шел по Уэкер-драйв, собираясь свернуть на Мичиган-авеню, и думал сразу о трех вещах: для сентября день сегодня прохладный, Луп[90] у него над головой напоминал ему о его прежних скитаниях по городу, а еще – что произошло с Мортом? Когда они учились в школе, он думал, что Морт может одолеть кого угодно – просто дать в зубы, и все. Наверное, Морт пережил войну. Про остальных он слышал следующее: Терри погиб в Бельгии, Боб загремел в тюрьму «Джолиет» за вооруженное ограбление, а Лью вернулся с Тихого океана, женился и получил работу в «Дэйли ньюз», кажется, на печатном станке. Но про Морта он вообще ничего не слышал. В этот момент кто-то прижался к нему, рука проскользнула в его руку, и он едва не подскочил от неожиданности. Резко обернувшись, он увидел Хильди Бергстром. На ней была соломенная шляпка с узкими полями и воздушное платье в цветочек, обнажавшее плечи. Убрав руку, она поднесла ее к своему жемчужному ожерелью.

– Я за тобой уже квартал иду, – сказала она. – Я работаю в «Маршалл Филдс», вон там. – Она махнула рукой. – Как дела?

Фрэнк подумал, что ей по-прежнему хорошо удается говорить и улыбаться, давая ему время прийти в себя, вспомнить, что он в Чикаго, а не на европейском театре военных действий, к примеру.

– Хильди! – воскликнул он. – Вот черт!

– Я перешла на свое второе имя, Андреа, – сообщила она. – Мне кажется, нельзя работать в «Маршалл Филдс» и зваться Хильди, если только тебе не восемьдесят лет.

«Она хорошо выглядит», – подумал Фрэнк и спросил:

– Куда направляешься?

– Я должна вернуться на работу, но день такой приятный, что решила немного прогуляться. А ты?

– Назад в отель. У меня была встреча.

– Где ты сейчас живешь?

– Дэйтон, Огайо. Но планирую переехать.

– Куда?

– Куда угодно.

Хильди – Андреа – просияла.

– Правда? Ты шинами не занимаешься?

– Еще не хватало.

Хильди снова взяла его за руку и прижалась к нему.

– А давай переедем в Нью-Йорк.

– О’кей, – сказал Фрэнк.

Но сначала они съездили в Айову.

Ей прекрасно удалось успокоить своих родителей:

– Я едва не подавилась куском тоста, когда увидела письмо от Фрэнка. Мы переписываемся уже месяцев шесть, да, дорогой? Встречаемся так, наездами. Я не хотела пока говорить. Вы же знали, что у нас с Дэном ничего серьезного, я вам на Рождество говорила. Да, признаю, я люблю все держать в тайне, это дурная привычка. Мне почти тридцать, Фрэнк был моей первой любовью, а теперь он моя настоящая любовь – правда, дорогой? Пора остепениться. Нельзя же всю жизнь тратить на тряпки, ты сама так говорила, мама. За два года я смогу догнать Свена, если у меня будет две пары близнецов. Ну, конечно, я шучу, папочка.

Фрэнк позволил ей говорить и дальше.

За семь лет она стала самой утонченной женщиной из всех, кого Фрэнк когда-либо знал, и его это немножко пугало. Даже женщины, с которыми он встречался в Вашингтоне, в том числе Джуди, по сравнению с ней выглядели невзрачными. Но это превращение казалось таким естественным и быстрым, что оно привлекало, а не отталкивало. Пояс, чулки, комбинация, блузка, юбка, жакет, шляпка, шпильки, макияж, каблуки, пальто, корсаж, перчатки – все это она проделывала на автомате, при этом обычно разговаривая, и вот она была готова, и они могли идти. Он предположил, что соответствующий процесс раздевания пройдет так же легко, хотя в его присутствии она пока этим не занималась. Мысли об этом увлекали и возбуждали его. Она одолела своих родителей, и когда Фрэнк сказал ее отцу, что собирается жениться на ней, тот ответил:

– В таком случае, min kjære gutt[91], тебе не помешает хорошая работа с четкой перспективой повышения.

Помолчав, Фрэнк сказал:

– Я понимаю, что на Хильди уйдет немало денег, сэр.

Он надеялся, что старик поймет его шутку.

– Ну, зато у нее крепкие зубы и отличное здоровье. Ни дня за всю жизнь не болела, – сказал тот.

Фрэнк подумал, что Ларс Бергстром отлично поладит с Уолтером.

Розанна оказалась более подозрительной, чем остальные родители. Держалась холодно, когда Хильди – Андреа – Энди – только вышла из машины, и выражение ее лица еще долго не смягчалось. Но Энди и с этим справилась. Когда Розанна встала и пошла на кухню за чайником, Энди последовала за ней, а потом, все обсудив, они вышли, и Розанна несла чайник, а Энди пирог. Вошедшая через заднюю дверь Клэр уцепилась за юбку Энди. Поставив угощение на стол, Энди сказала Клэр:

– Идем со мной, солнышко. Я тебе кое-что привезла.

Они вышли через переднюю дверь. Вернулась Клэр с двумя филигранными серебряными заколками в форме бантиков в руках. Она показала их Розанне, а та сказала:

– Ну, может, хоть они не дадут волосам закрывать твое лицо, Клэр. Честное слово, Андреа, у нее волосы как будто растут во все стороны. Их и на две секунды нормально не уложишь.