Немного в сторону

Секретарь парткома перенес лампу обратно на стол, тень профиля старухи качнулась вправо. Директор постучал карандашом по столу.

— Товарищи, — сказал он, — я предлагаю послать письмо по адресу и приписать еще неизвестному нам гражданину, что Елена Павловна позавчера скончалась на своем посту. Начатое ею дело мы будем продолжать.

Добавление это было тут же приписано, и письмо было вручено нам для доставки на станцию.

Мы вышли на двор одновременно с похоронной процессией. Когда шестеро мужчин выносили гроб из клуба, раздались звуки рояля: ученики Елены Павловны играли выученные ими упражнения.

Мы вскочили в седла и, промчавшись без отдыха остаток дня и весь вечер, непрерывно подхлестывая коней, в ту же ночь доставили на станцию Уч-Кудук это письмо, адресованное неизвестному в Париж.

ТЕНИ КОРСАРОВ

Мы жили тогда на Грызловской улице. Это была кривая улица, очень далеко, на окраине города. Она кончалась баней. Здесь мы прятали папиросы и мечтали стать разбойниками. Все мальчики с нашей улицы в свое время хотели стать разбойниками, но не каждому из них это удавалось сделать.

Почти все жители нашей улицы мечтали о чем-нибудь хорошем в жизни.

Они покупали в рассрочку швейные машины, затевали мелкую торговлю, вкладывали сбереженные копейки в выигрышные билеты. Торговые предприятия, состоявшие из ларьков с ландрином и чайной колбасой, прогорали, а швейные машины отбирались агентами «Зингер и К°», так как не окупались ожидавшимся наплывом заказов; на нашей улице отдавать рубашку шить портному могли позволить себе только безумные богачи и франты.

Самыми интересными предметами на нашей улице были четыре фруктовых сада, ломовые лошади извозодержателей, постоянно пьяный и буйный бондарь Мотя и… и баня. Каждый из нас помнит до сих пор эту баню и все окружавшее ее. Это было отличное место; тут росли бурьян и репейник в рост человека, спали косматые бездомные собаки, возвышались горы из мусора, разбитых бочек, бутылок и других замечательных предметов.

Самой привлекательной особенностью бани было то, что это не баня. Это был просто дом, без дверей и окон. От бани здесь остались только деревянные полки, ржавый котел в подвале и сломанный кран. Все остальное давно было унесено соседями. Банные шайки на нашей улице жили как ведра и хлебные дежи. Между досками растрескавшегося пола в бане росли шампиньоны и какая-то травка. В баню можно было заходить через двери и влезать в окна. Мы предпочитали — в окна, мы влезали в окна потому, что дома всегда входили в двери. Дома мы находили только грызловскую обычность. Из бани мы могли делать все, что хотели: иногда это был пожарный сарай, другой раз — цирковая арена, или магазин, или церковь, или пещера.

Я помню странную игру, которая называлась «солдат ловит курицу». В ее основе лежал, видимо, настоящий солдат. Он вошел в наши игры из каких-то серых еще впечатлений детства; действительно, какой-то пьяный солдат, забредший на нашу улицу, хотел стащить чужую птицу. Ему это не удалось, и он давно уже ушел своей дорогой, — мир с ним. Он не подозревает, что солдатская его тень в суконных обмотках застряла на нашей улице, тронув воображение многих поколений мальчиков и пережив много перевоплощений. Мы его украсили с годами и заставили делать невероятные вещи, сообразно со странными нашими представлениями. Он у нас не только ловил курицу, но и стрелял при этом из ружья и поджигал дом, и его ловили и убивали. После этого он почему-то просыпался и вдруг попадал сразу в пещеру. Иногда в поимке солдата участвовали пожарные и ночной сторож с колотушкой. Этот почему-то был в старом котелке, украшенном петушиными перьями. Так, нам казалось, гораздо приличнее для него. Каждый из нас когда-то побывал ночным сторожем, прежде чем заняться другими делами.

Время очень быстро бежало тогда. Каждый месяц и каждый день сменялись, подобно частям в кинокартине. Мы менялись, как менялось все окружающее: город, жители, репейник на нашем пустыре; он вырастал так же быстро, как ребята за лето. Следующей же весной мы вспоминали только, что все было совсем другое. Нас не волновали больше палочки-забивалочки и ночной сторож. Мы ходили в город в кинотеатр под названием «Чары».

Всю зиму мальчики нашего города переживали восемь серий нашумевшей кинокартины «Тайны Нью-Йорка». В каждой серии было по два эпизода и по шесть частей. В каждой части сыщики ловили одного таинственного горбуна, который был неуловим, как пьявка. Он носил клетчатые брюки и черную полумаску. Он прыгал с башни, летел на воздушном шаре, прятался в гробу, в водосточной трубе и в несгораемом шкафу… В нашем кино каждые три минуты рвалась лента, горбун шел кверху ногами, на экране застывали опиекурильщики и контрабандисты с открытыми ртами. Тогда зажигался свет, мы кричали и топали ногами; под ногами была подсолнечная шелуха, люди сидели в шубах. За билеты платили миллионы рублей.