Немножко иностранка

– Танька притащила с улицы, а сама ушла. А я не знаю, как с ним обращаться. Я его все время кормлю, а может, это вредно…

Галина берет щенка, поднимает к своему лицу. Целует в мокрую мордочку.

– А у вас есть собака? – спрашивает Галина.

– «Ты», – поправляет Николай.

– Ну хорошо, – соглашается Галина. – У тебя есть собака?

– У меня нет собаки. У меня все было, а сейчас нет ничего, кроме успеха в работе.

Галина садится рядом на крыльцо. Она готова слушать. А Николай готов рассказать.

– Десять лет назад я жил в таком же маленьком городке, он назывался «поселок городского типа». У меня была жена Люба, сын Славик, собака Найда и кот Кузьма. А еще петух Напа, полное имя – Наполеон.

– Ты их любил?

– Любил, но я хотел петь. И не просто петь, а быть знаменитым на всю страну. Собирать залы. Глохнуть от оваций. Я жаждал славы. У поэта Евгения Винокурова есть стихи: «Она была сильней, чем похоть, страшней, чем на глазу бельмо».

– Кто она?

– Жажда славы. Я иногда думаю: из чего она произрастает, эта жажда? Потом догадался: зацепиться за время. Подольше постоять в памяти людей. Преодолеть забвение. Преодолеть смерть. Своего рода – инстинкт самосохранения.

– А я никогда не хотела славы. Зачем мне любовь людей, которых я даже не знаю? Мне нужна любовь тех, кто рядом. Но, извини, я тебя перебила.

– Я знал, что там, в этой дыре, я ничего не добьюсь. Я поехал в Москву. Я собирался устроиться и вернуться за семьей. Поступил в консерваторию, меня взяли…

Николай замолчал, погрузившись в воспоминания.

– А потом? – подтолкнула Галина.

– Потом конкурсы, воспаление легких, учеба, безденежье, молодость, пианисточки…

– Закрутился, – подсказала Галина. – Женщина появилась…

– Аккомпаниатор Лиля. Она была частью моего дела, а значит – меня. Мы стали одно целое. Ну… я поехал домой, чтобы объясниться с Любой.

– Ты решил уйти?

– Поселок для меня – мертвый угол. Все мое будущее виделось мне в Москве, с Лилей. Она чувствовала каждую мою паузу, каждое дыхание. С ней я звучал, как Орфей в раю…

Николай снова замолчал.

– И… – подтолкнула Галина.

– Я поехал к Любе. Приготовил слова. Но когда я вошел в дом, они так обрадовались, так бросились навстречу… Сын на шее повис. Люба от радости рыдает, собака лает, кот влез на голову, петух взлетел на забор. Лампы засветились ярче, увеличилось напряжение… Я решил отложить объяснение на другой день. Целую неделю собирался и не сумел выговорить. Люба льнула ко мне по ночам, обтекала как река, и я ее любил, не мог не ответить…

– И что же дальше?

– Удрал!

– В каком смысле?

– В прямом. Люба утром ушла на работу. Она работала на почте. Отвела ребенка в детский сад. Я оставил записку: «Я от вас ухожу. Так получилось. Ключ под половиком».

Раздался стук в стекло.

– Кто это? – вздрогнул Николай.

– Яшка-ворон. Он у нас в саду живет. Мы его кормим. Он старый, ему лет двести. Он еще при царе жил.

– Вот и я как этот Яшка. Без стаи. Без роду.

– А Лиля?

– Лиля в порядке. Только у нее на меня времени не хватает. Она преподает. Ученики. Сын – неудачный, скажем прямо.

– Сын общий?

– Нет. Это ее сын от первого брака.

– Он с вами живет?

– Ну конечно. Все время компании какие-то. По-моему, я им там мешаю.

– Сколько ему лет?

– Шестнадцать, как моему Славику. А Славика с тех пор я не видел.

– Непостижимо… – удивляется Галина.

– Через месяц я получил от Любы одно-единственное письмо. Она написала: «Почему ты нам не сказал? Славик первый нашел записку, все понял, хоть и маленький. После этого стал заикаться».

– А ты им деньги высылал?

– Сначала нет. Сам недоедал. А потом, когда встал на ноги, – выслал, но перевод пришел обратно. Адресат выбыл. Уехали куда-то. А где их искать, понятия не имею, и спросить не у кого. Люба – детдомовская.

– И ты до сих пор их не нашел? – ужаснулась Галина.

– А где я их найду?

Пауза.

– В самом начале я испугался, – продолжал Николай. – А трусость порождает подлость. И вот я – подлец. И поразительное дело: чем дальше я живу, тем больше я это ощущаю.

– Люба замуж вышла?

– Не знаю. Ничего не знаю. И жить так больше не могу. Обидел сироту. И сына сделал сиротой.

– А ты поезжай к ней.

– Куда?

– Найди. Человек – не иголка. Ты должен ее увидеть и объясниться, попросить прощения. Встать на колени, в конце концов.

– Слова – это воздух.

– Нет. Слова – это тоже поступок. Ты должен покаяться. Бог услышит.

– Она меня выгонит.

– Даже если выгонит… Но она поймет, что ты тоже страдаешь. Тебе не все равно. Ведь она как думает: ты уехал, бросил, забыл. Поёшь себе, деньги гребешь… А ты явишься, встанешь на колени, купишь им дом с озером, а в озере – рыбка золотая. Они простят. А даже если не простят, тебе станет легче. Один раз живем, а по собственным детям – как по веткам топором.

У Озерникова на глазах блестят слезы.

– Все не так плохо, – утешает Галина. – Все можно поправить, кроме смерти. Нельзя из мертвого сделать живого. А все остальное – можно.

– Ты так думаешь?

– А что тут думать? Славику надо в институт поступать. Учителя, репетиторы. Чтобы делом занимался, в дурную компанию не попал. Очень опасный возраст.

Николай задумался, глядя перед собой.