Немой набат. Книга третья

Увы, именно со сферой СМИ Хитрук почти не соприкасался: его «агентурная» деятельность и неофициальный статус не предполагали пиара, требуя анонимности. Однако они же обогатили переговорным опытом. Борис Семенович отлично знал правила таких приватных бесед и понимал, что поставлен перед жестким выбором. Ответив отказом, он снимает вопрос с повестки дня, но сильно потеряет в глазах председателя правления, который под разными предлогами при случае может избавиться от неформального советника. Если же перейти Рубикон, сказав «да», ходу назад уже нет, он в игре и обязан любыми способами выполнить задачу. А принимать решение надо мгновенно, и в таких случаях срабатывает интуиция. Хитрук достойно выдержал прямой взгляд, спокойно ответил:

— Слушаю вас, Валерий Витальевич.

— Вообще говоря, этим могла бы заняться пресс-служба. Но вопрос не просто щекотливый, а в известной мере деликатный. Я не хочу, чтобы в этом деле торчали уши нашего банка. Компромат нужно вбросить со стороны. За ценой не постоим.

— О ком или о чем идет речь? — Борис Семенович сразу взялся за уточнения, не без оснований полагая, что они позволят каким-то хитрым зигзагом ускользнуть, отползти в сторону. — На кого компромат?

Валерий Витальевич приподнял брови и выстрелил:

— На меня.

— На вас?! — Унять эмоции на сей раз было невозможно.

— Понимаю ваше удивление и разъясню суть дела. Видите ли, Борис Семенович, я начинал карьеру в небезызвестном МОСТе Гусинского, олигарха первой волны, ныне, как вам наверняка известно, обитающего в Нью-Йорке. Владимир Александрович был натурой артистической, помимо финансовых ухищрений, увлекался, как принято говорить, общими вопросами. И изобрел любопытный политический — да, да, именно политический! — инструментарий. Его люди размещали заказные статьи с разгромной критикой МОСТа в оппозиционной коммунистической печати. В «Правде», — не знаю, сохранилась ли эта газета, — в «Советской России». Ну и так далее. Эти статьи Гусинский с успехом, даже с помпой предъявлял в качестве доказательства своей лояльности: оппоненты верховной власти его ненавидят. — Негромко рассмеялся, но сразу вернул серьезный тон. — В те времена проворачивать такие махинации было легко. Но, вспомнив о ноу-хау Гусинского, я понял, что теперь ситуация намного усложнилась. Критика сегодня полезна и справа, и слева, со всех оппозиционных Кремлю сторон. Ну, положим, зюгановская пресса охотно напечатает компромат на меня. А вот либеральная... Поэтому, повторюсь, за ценой мы не постоим... Кажется, уважаемый Борис Семенович, я вам все объяснил.

Хитрук, сразу уловив замысел и восхитившись вполне искренне, кивнул.

Валерий Витальевич удовлетворенно сказал:

— Я понял, что вы всё поняли. Что касается наличности, выходите напрямую на Сташевского, он в курсе. — И, передавая синюю папочку, добавил: — После прочтения у вас могут возникнуть вопросы. При необходимости встретимся вновь.

Вернувшись в кабинет, Борис Семенович вполглаза глянул на три странички текста и сразу схватился за трубку прямого телефона.

— Валерий Витальевич, да, вопросы есть. Могу я сейчас зайти в переговорную?

На сей раз председателя пришлось ждать минут десять.

— Ну? — в своей краткой манере с легкой улыбкой спросил он, утопив себя в кресле.

— Валерий Витальевич, это очень серьезный компромат. Я обязан предупредить вас. Стоит ли подвергать себя чрезмерному риску?

К удивлению Хитрука, сдержанная улыбка стала ироничной, в какой-то степени даже дьявольской, в глазах ВВ мелькнул сабельный блеск.

— Я ждал от вас именно этого вопроса. Не беспокойтесь, Борис Семенович, действуйте смело. Я всегда смогу дать опровержение.

После минимальной заминки снова, как и в первый раз, выстрелил:

— Это фейк.

До конца рабочего дня Хитрук предавался размышлениям. Бездельно сидел за рабочим столом, барабаня пальцами по сочно-зеленому, чуть ли не бильярдному сукну, вставал, чтобы мерить шагами кабинет, снова садился. И думал, думал, анализируя каждую фразу ВВ, стремясь ухватить суть его тревог и намерений.