Немой набат. Книга третья

— А вот сами посудите, — не унимался Сева. — Америка сходит с ума, мы об этом говорили, и после выборов в любом случае — Трамп ли, Байден — бардак там на нет не сойдет, как бы горячее не полыхнуло. Не чуют они, что царство их обветшало, что «грейт эгейн» уже не проходит, и все еще хорохорятся. У шопы-Европы, — при женщине интеллигентно обошел букву «ж», — проблем выше крыши, только разгребай. Распад Запада пошел изнутри и безвозвратно. Началось с сексуальной революции 1970–1980 годов, сами под себя гадят. Потом орда мигрантов. ЕС — это уже скорлупа. Китай, и тот забуксовал из-за пандемии и тёрок со Штатами. Кто еще?.. Власыч, напомни. О! На Ближнем Востоке покоя как не было, так и нет. А что Россия? Россия со страхом катилась к дефолту власти — транзит двадцать четвертого года мог стать катастрофой, цветной революцией обернуться. И вдруг — именно что вдруг, нежданно-негаданно, внезапно да к тому же перед самым нашествием ковида — опасность политического дефолта власти исчезла. Напрочь! Испарилась дочиста. О тех рисках и страхах можно забыть. Транзитные коалиции кланов — вдребезги. Бессмысленны. Вдобавок не стало Медведева, который крышевал либеральную тормозную команду, «творческое меньшинство», как называл таких узурпаторов Тойнби. Мужики, поверьте моему слову: от этого пандемического шухера в мире Россия выиграет.

— Ишь какой эрудит выискался, — с издевкой вкинул Жора.

— Включили национальный эгоизм в экономике, модель управления прямо на глазах меняется. Надо же, провинциального Синицына вызвали...

— Не вызвали, а пригласили, — уже миролюбиво поправил Жора.

— Пригласили в министерство, чтобы он проконсультировал столичных столоначальников по части местных настроений... И что получается? А то, братцы и сестрица, что сегодня, если смотреть в мондиальном разрезе, только у России нет драматических угроз, которые ставили бы под сомнение завтрашний день страны. По-китайски — сиди на горе, жуй попкорн и поглядывай, как внизу цапаются конкуренты. Кино! А если по-русски — то занимайся спокойненько своими внутренними делами, которых накопилось полным-полно, видимо-невидимо. И уровень нашего мирового влияния будет расти, и цивилизационного отката уже не предвидится. Возражения есть?

— С прозрением! — отчасти издевательски комментировал Донцов. — А силенок при таком замахе хватит?

— С избытком! Лишь бы изнутри не тормозили. Мутная аппаратная возня любое дело погубит.

— Партийные фантазмы, Сева, — несогласно покачал головой Синицын. — На подателя благ небесных в таком деле полагаться нельзя. Сперва надо жизнь по понятиям обнулить. Вот есть у нас на Южном Урале некий магнат — бензин мочой разбавляет. Так он почти в открытую финансово кормит борцов «с рыжымом» и получает за это дивиденды. Из Москвы! Если с этим не покончить, прорыва будем ждать до морковкина заговенья. И вообще, пока в СМИ говорить против России будет престижнее, чем за Россию, больших перемен не увидим. К великим стройкам меньше внимания, нежели к похождениям знаменитых шлюх, от конвейерных сериалов мозги тухнут. Парад побежденных! Какой уж тут прорыв? Порядок-то с идеологии начинается.

— Верно Георгий говорит, — откликнулась долго молчавшая Ирина. — Каждый чих этих ксюш на телеэкран дают. Вот кто сегодня в примах, а человек простого звания принижен и пристыжен. Быдло! Через мой кабинет сотни людей проходят, и каждый свое словечко молвит, сердечного участия жаждет. А некоторые душу излить заглядывают — в дежурство, вечерком, когда мне посвободнее. Сто-олько наслушалась! Несть числа...

Донцов сразу заинтересовался:

— А в общем знаменателе всех словечек — что? О чем у людей душа болит?

Ирина задумалась.

— Каждый о своем щебечет, из края в край разговоры, кто на что горазд. Трудно что-то выделить, проза жизни, бытовой антураж... Многие отверженными себя чувствуют, считают, что власть выше милости, помощи от нее не жди. Ну, про власть вообще — чтоб ей пусто было. Обычно о притворствах и пронырствах придворного слоя. Но почти всегда правда с кривдой пополам. Это понятно: у больных людей житье не сахар, у них всегда отрицалово, от века заведено Лазаря петь да виноватых искать. С какой радости им власть хвалить? Ни боже мой! Риторика ненависти. Иной раз как пойдут один за другим жизнью ужаленные, да еще с комплексом самоунижения, чувствуешь себя словно на кладбище мечтаний и надежд. Про врачей доброе слово скажут, это да... Есть просто словоохочие. Бывалые, со всячинкой. Семь верст до небес упоенно нагородят, там жили-были, куда ворон костей не заносит. А вот что-то общее на ум не идет. Разве что... Мне самой порой хочется уловить это общее, а особенно понять, чем мы, нынешние, отличаемся от прежних, советских. Я тех времен по возрасту не застала, но среди больных чаще люди пожилые, они-то волей-неволей сравнивают.

— Ну, младые годы всегда в розовом свете, — встрял Добычин. — Ясный перец, говорят, что им при Советах лучше жилось. Вздор! Это пороки старших поколений.