Немой набат. Книга вторая

На удачу в тот день ни Подлевский, ни его шофер в Поворотиху не приехали. Руки у Суховея были развязаны, он первым делом заглянул в «Засеку» и чуть не остолбенел. За дальним столиком лицом к входной двери, словно ожидая его, стоял Серега Кушак, в зеленоватой ковбойке, в афганской таблетке — он всегда носил береты. Рядом какая-то девица с короткой стрижкой «под мальчика» и низкорослый чернявый мужичонка, который по сравнению с высоким Серегой казался совсем приземистым. Кушак, увидев Суховея, бровью не повел, продолжая неразборчивую пивную болтовню, и Валентин прямиком направился к барной стойке.

— Здравствуй, красавица. Скоро осень, а ты расцветаешь. Не узнаешь?

— Лицо знакомое, да разве всех вас упомнишь? Этот год чтой-то особо много новеньких у нас объявилось.

Суховей, объяснив, что за рулем, проездом и торопится, заказал эспрессо из автомата, взял пачку вафель. А когда повернулся, чтобы приискать места, увидел, что Серега за столом уже один и призывно машет — не рукой, а только пальцами. Подумал удовлетворенно: «Константин Васильевич дал самый лучший вариант. Прислал человека, с которым мы раньше работали в паре, чтоб все стало ясно с первого взгляда, — в буквальном смысле с первого взгляда».

— Для прикрытия я не один, она этого жмурика на улицу увела, — объяснил Кушак. — Жмурика зовут Агапыч, как-то связан с Подлевским, что-то знает, но нет подходов для раскрутки.

Они слишком хорошо понимали друг друга и, не теряя ни секунды, перешли на профессиональный язык.

Суховей тихо сказал:

— Короленко, двадцать четыре. Через адрес намекни, что тоже в деле. Сообщая об опасности, упомяни фамилию Подлевского. Обязательно!

Он залпом опрокинул чашку кофе и пошел к выходу, приветливо помахав рукой барменше Валентине.

В Поворотихе ему делать уже было нечего.

22

Донцов прилетел из Ростова в четверг, надумал трехдневный выходной, а потому сразу помчался в Поворотиху, предварительно заскочив в «Азбуку вкуса» и основательно затарившись. Ростовский завод на ура сдал Синягину партию станков, и Виктор наметил отпраздновать это событие. Правда, уже на трассе сообразил, что гостям новость о станках для Синягина вовсе не в радость, и нашел другой повод: близкое окончание дачного сезона.

Вера была счастлива внезапному явлению мужа, а Дед обрадовался, как ребенок:

— Слава богу, прибыл! Уж как я тебя ждал! Вечерком посидим на лавочке над оврагом, потолкуем.

— Нет, Дед, сегодня толковать не будем. Устал с дороги. Сам посуди: сперва из Батайска до Платовского аэропорта, потом самолет, а затем трасса полтораста кэмэ... Хочу с Яриком повозиться и пораньше спать пойду. Ты вот что: приятелей наших обзвони, пригласи на завтра ужинать, отметим конец дачного сезона. Я праздничной снеди с запасом привез. А после и перетолкуем.

Дед недовольно буркнул:

— Кого звать-то?

— Сам решай, твой выбор.

В пятницу Донцов купался в счастье. Погода выдалась ласковая, они взяли с собой толстое шерстяное одеяло, бутыль кипяченой воды, подгузники, еще какие-то детские причиндалы — по усмотрению Веры, конечно, — термос с кофе, бутерброды и без коляски отправились на лесную опушку. Расстелив одеяло в тени выбежавшей из чащи ветвистой березы, отчаянно радовались жизни и строили планы на ближайший год. Они впервые были наедине друг с другом: папа, мама и Ярик. Семья!

Вернулись домой только к четырем часам, когда Антонина уже накрывала стол в горнице.

— Значит, кого ждем, Дед?

— Загибай пальцы. Ясное дело, Гришка. Еще Гостева Ивана Михайловича, он часто про тебя интересуется. Ну и Крестовскую Галину Дмитриевну позвал, давно не общались.

— Отлично! В такой компании как рюмочку не пропустить! Но мне сегодня сухой закон заповедан.

— Чего это?

— Дед, только по секрету. Позавчера, накануне отлета, мы в Ростове о-очень хорошо отметили сдачу станков Синягину. Я об этом умолчу, чтоб Григория не расстраивать. Но у меня железное — нет, стальное! — правило: после крепкой выпивки три дня в рот спиртного не беру. Вера знает.

— Знаю, знаю, — засмеялась Вера, нянчившая на руках Ярика.

— Тьфу ты! Всех взбаламутил, а сам в кусты, — проворчал Дед.

— Зато какой стол! Я в магазине поусердствовал, скатерть-самобранка! Мне уж не терпится, оголодал с утра.

Как и прежде, виночерпием назначили Цветкова. Нарочно отодвинув подальше от себя коньяк, он налил всем по стопарю белой, но тост произносить не стал. Обратился к Донцову:

— Власыч, ты обещал бутылку лучшего коньяка, если гравий не привезут. А его привезли. Выходит, ты все знаешь. Скажи по совести, когда Поворотиху дербанить начнут?

Виктор поднялся с рюмкой в руке. Картинно выпрямился, будто по-староофицерски изготовился пить от плеча:

— Дамы и господа! Мастера застольного жанра! В этот торжественный день я собрал вас для того, чтобы... — Сделал длинную паузу, со смехом закончил: — Отметить первое лето нашего знакомства. Григорий, давай сразу обговорим: трубу сегодня не обсуждаем. Друзья, за вас!

Чокнувшись и пропустив по рюмке, все увлеклись затейливой московской закуской, а Донцов свою, непригубленную незаметно приземлил на стол.