Немой набат. Книга вторая

— О-о, это действительно замечательная история, которую мне рассказал один академик. А ему ее поведал другой академик, непосредственный участник тех событий Виктор Григорьевич Афанасьев, крупный философ, потом главный редактор газеты «Правда», а в прошлом военный летчик. Его, кстати, сняли с должности по требованию прорабов перестройки за то, что он перепечатал статью какого-то итальянца о том, как пьянствовал за границей Ельцин. Такой вой поднялся, что ой-ёй-ёй. Нет, когда ударяешься в воспоминания, можно забрести неизвестно куда, сплошные кстати на кстати... Так вот, Афанасьев, главред «Правды», очень хорошо знал своего предшественника, секретаря ЦК Зимянина, и был близким другом Зиновьева. Он все и рассказал. Зиновьев, помимо того, что был выдающимся философом, еще и обладал уникальным даром художника: рисовал потрясающие карикатуры. И будучи оппонентом партийной власти, сделал очень злые карикатуры на членов Политбюро. Они попали к Суслову, который рассвирепел и велел Зимянину Зиновьева наказать. А как наказать? Зимянин вызвал главреда «Правды» и говорит: «Твой дружок черт знает что нарисовал. Что с ним делать?» Афанасьев отвечает: «Он давно просит, чтобы его пустили за границу читать лекции. Давайте отпустим, тогда избавимся от этого нарыва». Зимянин на это и рассчитывал. Но говорит: «Я внесу такое предложение на секретариате ЦК, но имей в виду, отпускаем его под твою персональную ответственность. Чтобы он за границей не писал пасквили на советскую власть. Согласен?» Конечно, Афанасьев согласился, хотя прекрасно знал неудержимость Зиновьева. Вот так за одного крупного философа поручился другой крупный философ.

— Михаил Сергеевич, как вы знаете, по базовому образованию я тоже технарь. Однако всегда тяготел к такого рода историко-философским преданиям. Правда, пока не разумею, какие смыслы кроются за рассказом о щедровитянах, но, поверьте, мне безумно интересно.

— Какие смыслы! — в уже знакомой манере воскликнула Людмила Петровна. — Миша, он спрашивает, какие смыслы!

Профессор развел руками, жестом комментируя восклицания супруги, и продолжил:

— По мнению некоторых, школа Щедровицкого выродилась в своеобразный клон... — Сделал паузу. — Секты саентологов небезызвестного Рона Хаббарда. На Западе процветала саентология, а для соцсистемы ее приспособили под видом методологии Щедровицкого. В обоих случаях особое внимание уделялось практикам управления, а что касается идеологии и нравственных принципов, они — побоку. Хочу повторить, дорогой Виктор, таково мнение оппонентов Щедровицкого. Хотя у них есть веские аргументы: и саентологи, и методологи по-щедровицки главным «орудием» переформатирования сознания управленцев считают одитинг, а по-русски — организационно-деятельные игры, кратко ОДИ.

— Минуточку, Михаил Сергеевич, — прервал Донцов, — у меня такое ощущение, что об ОДИ, об оргдеятельных играх я где-то слышал, не могу, правда, вспомнить, по какому поводу.

— Еще бы не слышать! — в своей загадочной манере, даже с вызовом комментировала Людмила Петровна.