Немой набат. Книга вторая

— Как не понять.

— Сегодня у нас разговоры грустные, братия братию обрыдаху. И все-таки исполать тебе, дорогой мой. Помни завет Черчилля: если идете сквозь ад, не останавливайтесь. Формально я обязан партийных позиций держаться, так что не обессудь. Но связь давай держать постоянно, может мелькнуть важная инфа... Ладно, я двину, здесь удобно сидеть: нырнул в подземный переход — и уже в Думе.

Пока молодой, сноровистый официант, приносивший блюда ухарски, с подносом на отлете, составлял счет, Синицын позвонил Донцову. Встречу с ним Георгий считал ритуальной — просто оповестить приятеля о том, что попал впросак: по настоянию местни примет участие в выборной гонке. Но Власыч ныне холостякует, Вера с Яриком в Поворотихе, он день-деньской мотается по делам, освободится только к вечеру.

— Сил нет в ресторан тащиться, — ответил он на приглашение. — Приезжай-ка лучше ко мне часам к девяти. Посидим вдвоем, поразмыслим. — Предупредил: — Всухую! А вот пирожных прихвати, чайку попьем.

Несколько часов Синицын томился одиночеством, слоняясь по окрестностям. Постоял у Вечного огня в Александровском саду, пересек в разных направлениях Красную площадь, торжественную в своем первозданном облике, возмутившись в душе, что на этом сакральном историческом месте, где и головы рубили, и великие парады проводили, теперь играют в хоккей, бьют морды на ринге. Потом спустился в торговые подземелья, а под конец безделья неспешно попил кофейку на первом этаже шикарного «Ритц-Карлтона», где стряпали наветы на Трампа. Долго разглядывал пестро-модный, томный политико-богемный бомонд, шампанское им подносили в серебряной подаче. Казалось, они все знают друг друга, каждый день тусуются здесь в угаре вечной фронды. Думал, о чем бы посоветоваться с Донцовым, чтобы не впустую провести вечер. Власыч южноуральскую ситуацию не знает, ничего подсказать не может. Но зело удивится, когда скажу, что меня двигают в губернаторы. Посмеемся вместе.

Они примостились на кухне, и Синицын изложил свое новое жизненное сальто мортале, включая неизбежные подвохи и наезды, о которых предупредил Добычин. Даже слегка сгустил краски. Но, к удивлению Георгия, Донцов слушал молча, без эмоциональных всплесков, обычно сопровождающих столь неожиданные и совсем не рядовые известия. Он потихоньку хлебал чай, не сказав ни слова даже после того, как Синицын поставил точку.

— Вот такие пироги, Власыч.

Пришлось понукать:

— Что скажешь? Как оцениваешь шансы? Да и вообще хочу знать твое мнение: быть или не быть, идти или не идти?

Власыч внимательно посмотрел на Синицына:

— Мое мнение здесь ни при чем, я же вижу, ты уже все решил. По шансам я тоже нуль, с вашим местным климатом незнаком. — Снова надолго замолчал. — Я, Жора, думаю совсем о другом. Добычин раскрыл тебе суровую правду нынешних демократических выборов, и насколько я понял, ты изготовился к жесткой и нечестной борьбе. Не ради личных амбиций или политической карьеры, но чтоб доверие людей оправдать. Так я говорю?

Георгий кивнул.

— Тогда давай глянем на проблему, — он намеренно исказил слово неверным ударением, — с разных углов зрения. Но сперва — о сути. Местная элита, бери выше — местное обчество, вернее, тот его слой, к которому люди относятся с уважухой, — главврач возглавляет! — оно за тебя. А официальная власть против тебя. Как эта ситуация видится из Москвы? Какой-то выскочка, бизнесмен средней руки, суетящийся на задворках политики, опираясь на своекорыстную местню, на квазиэлиту, лезет в губернаторы. Непорядок! Тем более на Южный Урал уже расписан проверенный человек — санкционировано президентом. Значит, этого выскочку, этот шлак — прочь! Искушенный в таких хитросплетениях Добычин все тебе очень верно и разобъяснил.

— Мысль твою пока не улавливаю, — прервал Синицын.

— А ты вперед не скачи. Сперва ответь на мои вопросы. Ты представляешь внесистемную оппозицию?

— Да я политикой вообще не интересуюсь!

— Та-ак. Но ты же намерен учинить социальную революцию.

— Какая революция, Власыч! Ты что, спятил? Мы исподволь готовим программу, где главное — интересы региона.

— А-а, ты будешь добиваться отделения Южного Урала от России? Автономизацию затеешь?

Синицын выпучил глаза:

— Власыч, ты в своем уме? Чего ты чушь молотишь?

Но Донцов продолжил невозмутимо:

— Вот видишь, переворотов ты не замышляешь, партии у тебя нет, о суверенизации региона не заикаешься, и толкает тебя в губернаторы не оппозиция, а широкий слой уважаемых граждан, та часть местной элиты, которая ладит с населением, с низовыми слоями и дорожит целостностью России.

Синицын сделал стойку. Ход донцовских рассуждений был неожиданным, непонятным. Но Георгий вдруг остро ощутил, что Власыч не просто разглагольствует, а упрямо поднимает мысль на какую-то особо высокую вершину, откуда откроются новые виды не только на совокупность предвыборных маневров, но и на всю политическую ситуацию в России.

А Донцов, словно лектор на кафедре, продолжал: