Немой пророк

- Господин... Поручик! Павел Иванович рассказал мне о вас и прискорбной трагедии: вы лишились памяти после контузии... Весьма и искренне вам сочувствую! Но я надеюсь, что по спискам вашей воинской части вам помогли вернуть хоть толику вашего прошлого? - он поворачивается к Мищенко, потом, снова ко мне. - Из какой губернии вы родом? Где получили образование, офицерский чин? У вас имеется семья?

В кабинете наступает тишина. Долгая и тягучая.

Что называется, мягко стелет, да... Провалилась легенда, царь мне не верит! И самое главное, легенда-то - ему во благо, эй? Нет, это мы-то тоже с Мищенко не идиоты, обсуждали, естественно, и на все эти вопросы я тебе отвечу, но... Но копни ты чуть глубже - конец нам. Если, ещё не конец... Эх, Павел Иванович, Павел Иванович, вот, не знаток ты дворцовой жизни, человек военный и прямой! Застрелиться можешь, поставив честь на кон - сегодня утром самолично наблюдал. Только, если уж врать государю, то... Делать это надо не тебе, настоящему русскому офицеру. Не тебе...

На Мищенко жалко смотреть - всегда подтянутый, с ироничным выражением на лице, в эту минуту даже кончики его усов, кажется, опустились вниз. Поскольку вешать лапшу на уши Его Величеству - явно, выше его сил. Оно и понятно, Павел Иванович, в человеке перед тобой весь смысл твоей по-настоящему благородной жизни: присяга, убеждения, служба... Эх, чёрт возьми, мне не привыкать! Рожественский, Линевич... Ну, сейчас Николай Второй - невелика беда! Пора брать ситуацию в свои, ушлые руки!

- Ваше императорское величество!.. - нарушаю я затянувшуюся тишину. - Разрешите несколько слов!

Молчаливый кивок.

Терять мне нечего, и внутренне я расслабляюсь. Что он может мне сделать? Даже при самом худшем раскладе - арест, а мне ли не привыкать? В этом времени я только и делаю, что арестовываюсь. В той, или иной степени комфортности, разве что: от сырых казематов Владивостокской крепости до мягкого купе поезда Витте. Да и само моё присутствие тут, в девятьсот пятом - самый страшный арест, если уж быть откровенным. Без права освобождения и передачек... Так что слушай всю правду о себе, кошачий убивец! Слушай и внимай.

- Вы и вся ваша семья, Ваше Величество... - я смотрю в его глаза, стараясь не моргать. - Включая цесаревича Алексея, больного гемофилией (при этих словах он вздрагивает) закончите свои дни в Екатеринбурге, в подвале дома, именуемого Ипатьевским, в восемнадцатом году. Те, кто придут вас расстреливать, не пощадят ни юных великих княжон, ни вашу супругу, ни сына. Не пощадят они также прислугу и даже вашего врача Боткина, Ваше Величество. А если желаете подробности, вот они: раненых, ещё живых девушек, ваших дочерей, те люди будут докалывать штыками. Без всякой жалости. Останки ваши они попытаются растворить в кислоте и сжечь, чтобы не осталось следов. Перед тем, как скинут их в одну из шахт за городом.

Если бы в эту минуту с портрета над столом, оправляя мундир, сошёл бы, к примеру, сам Александр Третий... Спросив громогласно: 'Ну, как вы тут без меня? Соскучились, эгегей?..', эффект был бы и того меньший. Кажется, перестал ходить даже маятник огромных напольных часов с амурами, в углу. И в этой страшной, удушливой, отдающей могильным холодом воцарившейся тишине, слышны лишь едва уловимые звуки фортепиано: 'Пам, парарарам пам-парарам...'. Кто-то за стеной грустно наигрывает полонез Огинского. Возможно, одна из тех девочек, которой предстоит пройти будущий круг ада.

Павел Иванович превратился в соляной столб. На человека, стоящего рядом, и вовсе страшно взглянуть. Я всё понимаю и готов даже простить тебе котов в этот миг, Николай Александрович. Потому что хоть раз услышать в жизни подобное - это уже, крест. Жить с которым спокойно - едва ли по силам. Но... Такова уж твоя судьба. Терпи!

Первым приходит в себя хозяин кабинета. Опомнившись, Николай изумлённо оглядывается, начиная с силой тереть виски, словно страдает от мигрени...

- Господин генерал-адъютант, прошу меня простить... Вы не могли бы...

Мищенко мужик догадливый и всё понимает. Вежливо козырнув и щёлкнув каблуками, генерал проходит к двери мимо меня. Успев по пути грозно нахмуриться - но я и сам не дурак, Пал Ваныч. Всё будет в наилучшем виде, не переживай!

Когда дверь захлопывается, Николай в задумчивости подходит к окну, повернувшись ко мне лицом. Ха! Знакомый приём, не удивишь: твои эмоции скрыты, зато лицо собеседника - освещено, как на ладони. Кстати... Мне ведь двигаться не запрещается по кабинету? Нет?!..

Наверняка нарушив все нормы этикета, я словно невзначай тоже делаю несколько шагов. Оказываясь таким образом у соседнего окна. Теперь мы с императором на равных - глазеем друг на друга каждый возле своего источника освещения. Что скажешь? Впрочем, тому сейчас явно не до психологических трюков, по вполне понятным причинам. Скорее, он подошёл к окну просто по привычке.

- Господин?..

- Смирнов, Ваше Величество!