Немцы

— Ты беременная? — почему-то спросил он; рассмеется, когда она: ты что, дурак? Нет, конечно. И начал уже смеяться.

— Ну, я не хотела так, по телефону. Я беременна.

Уже возле метро, на всякий случай, запомнить окружающих, уже пожалев: деньги, и на это нужны деньги, он прокричал, чтобы скорее и с этим:

— Я думал, ты как-то ответственно — подходила к нашему… общению. Ты уже сделала всё, что нужно? Я готов помочь. С врачами, с оплатой! — Неужели у нее ничего этого нет?! — Эбергарда толкали, каждый чувствительно задевал — никто его не видел!

— Я решила оставить ребенка, — много лет женщина хотела сказать так и вот сказала, плыла где-то там повыше в своем клубящемся счастье, что легче воздуха и невероятно грузоподъемно, уже отдельно от пожеланий, желаний, мнений Эбергарда, сразу и навсегда став омерзительной, тошнотворной ему.

— Спасибо! — прорычал он. — Большое спасибо! — и побежал в метро, теперь зачем-то заторопившись, забившись меж спин, и девять станций, девять остановок нянчил телефон в ладони, сейчас адвокат пришлет объясняющееся, подлизывающееся, покорное, вопросительное, тревожное, сомневающееся, испуганное, но нет, нет и нет!!! Долго прохаживался меж рынком и «Перекрестком», высматривая знакомых — с кем встречался в лифте, с кем заходил в подъезд: никого, вот! — обогнал нагруженную мать и школьницу — по выходным они выводили дышать крошечную начесанную собачью породу, поздоровались, может, инстинкт, а может, вспомнили; у подъезда трое образовали равнобедренный треугольник, переминались утепленные кроссовки, штаны из непродуваемой ткани, один сказал что-то вроде: вот он, — обернулись, разошлись шире, подтягивая перчатки и засеивая окурками снег.

— Как там в школе? — спросил Эбергард, забрал у матери сумки. — Я помогу. Не идете на крестный ход? — Вот и вместе. — Я на крестный ход пойду, — и вдруг понял: нет, не пойдет и он, спрятал глаза словно под козырек серой такой кепочки, согласившись с пинком, плевком, хватом за шиворот; он низкоросло, как на коленях, загораживаясь школьницей, протопал в подъезд, чуть разогнувшись, когда дверная пружина отработала в плановом режиме, без задержек; никто следом? и выглянул: пусто? — прежде чем шагнуть из лифта, телефон прозвонил, просто «вызов», он выключил.

— Скорей бы, — стонала Улрике, — так тяжело. Как хочется домой. Ты нашел уборщицу, чтобы перед нашим приездом… Так боюсь рожать! Ты не отпустишь мою руку? Обещай! Ты не уйдешь, даже если я ничего не буду видеть и помнить? Обещай! Больше не уходи, обещай! Днем звонили в дверь и не ответили — кто. Вдруг квартирные воры? Проверяют, есть кто дома днем? Так страшно. Ты точно не знаешь, кто это? Может, позвонить участковому? И почему нельзя включить городской? Эбергард! Эбергард. Эбергард… — словно скачала из Интернета новый голос себе и подбирала громкость и мелодию, — пойдешь на крестный ход?