Читаем Немцы полностью

— Яйца нащупай! Ты че, бабенке своей вырванных лет устроить не можешь? Готовь правую ногу для волшебного пенделя!

— Ты амеба или реальный отец, сильный духом?! Если ты и дальше будешь отступать, сын твой вырастет без сознания превосходства мужчины в семье.

— Да не оправдывайся ребенком! Сыну будет лучше, если ты будешь счастлив, победишь!

— Другой папа — садизм! Ребенок вырастет психическим калекой. У тебя есть шанс выправиться, а у сына твоего — нет. Добивайся, чтоб он жил на два дома.

— Да херня, прав ты, мужик. Воевать — плохо всем, и сыну. Подлизываться — тебе плохо. Отморозиться — лучшее. Никак так никак. Никогда так никогда. Разговоров ноль, действий ноль. Абсолютный вакуум. Им не для кого будет спекулировать твоим пацаном. Не показывай ей своих желаний! Слабаков не любят, а жена тебя посильней психологически. Подавишь в себе желания, она сама выйдет на связь — деньги понадобятся, еще что… А там ты по-тихому и восстановишь позиции…

— Бедная, бедная жена, бедные дети, — прошептала дежурная, не хотевшая слышать и видеть, но вот не удержалась, не ушла. — За всё придется платить. В Библии сказано: муж отвечает перед Богом за жену и детей. А жена — только за себя. Как можно порочить честное и святое имя женщины? Не думают даже о своих матерях… — поглядела воспаленно на Эбергарда и ушла.

Посреди сцены на доске крупно написали красивым почерком учительницы начальных классов: ПОЧЕМУ жена не дает видеться с ребенком?

1. Власть: подчинить себе бывшего мужа.

2. Обида: виноват муж, я — жертва.

3. Подсознание: на самом-то деле виновата я.

4. Страх: так я всё потеряю.

5. Ненависть: сама себя теперь ненавижу.

5. Гордость: я не могу проиграть.

6. Желание: пусть подруги увидят мою победу.

Эбергарду захотелось уйти, не вливаясь, не уравниваясь с этим жарким, он осматривался, словно случайно заглянул, а сам здоров, заметил единственную женщину — строго одетую, но слишком красивую для служащего государства, — молодая, рослая, коротко стриженная, черные блестящие волосы и крупные, волнующие губы, словно их недавно прорезали на лице, опухшие, еще не успели зажить, — женщина уморилась стоять и присела по-школьному — на подоконник, вытянув длинные уставшие ноги, прижав к груди маленький комп, смотрела, близоруко морщась, то в зал, то за окно с гримасой — скучно, то на стены, увешанные почему-то плакатами культуристов с пластилиновыми улыбчивыми лицами и бессмысленными глазами, то на Эбергарда — и вдруг улыбнулась и подмигнула ему — не так, как подмигивает мужчина, воровато, мгновенно, словно попало что-то летучее в глаз, а — веко медленно прогладило глазное яблоко.

— Да судебное решение!!! — один (сутулая, образованная спина) погасил всех криком: говорю только я! — Если мать не захочет, исполнить нельзя! Ты ребенка к себе разок возьмешь, а мамаша на следующий день после возврата пойдет к невропатологу и за тысячу рублей зафиксирует: стрессовое состояние… И — иск подаст о лишении родительских прав. Или — об ограничении! в этих самых правах, и с высокой! — вероятностью! — удовлетворения! — И уже как-то боязливо сообщил: — Такое мое мнение… — и заглох, и все отцы и сочувствующие как-то подобрались и расселись, как для начала просмотра, с обожанием что-то послушать; в зале, видно, так заведено, убавили свет — на сцену вскочил Шишковский, невысокий он оказался ростом, сиял, как и обещала афиша, словно вызвала его лотерейная комиссия, — в джинсах и белой майке, он так проскакал к вынесенному навстречу микрофону, будто следом за ним должны выскочить ребята с гитарами и барабаном, уже на ходу нащелкивая пальцами какой-то бодрый темп, — Эбергарду показалось: вторая, основная часть собрания откроется хоровым пением.

— Каждый из вас может… — Шишковский вытянул «м-может» и посмотрел вверх, где, подымаясь выше, переплетаясь в игре крылами, порхали сказанные им слова, опустил голову, а правую руку протянул вперед, намереваясь коснуться чего-то горячего, поймать что-то, — Эбергард не выдержал и вышел.

Дежурная бубнила:

— У всех недостатки. Да на свои посмотри. Не ладится — обратись к Богу. Что бы ни случилось, сохранять надо душевный мир. Сказано: невозможно человеку — возможно Богу. Сходи в храм, пообщайся с батюшкой. Да рано или поздно — ребенок будет с тобой.

— Вас ищет Гуляев, срочно, звонила секретарша, — Жанна перехватила Эбергарда у гардероба. — Монстр в мэрии.

— Не сказала: что?

— Вы же знаете ее. Ведет себя так, словно ее в префектуру взяли работать королевой. Говорю: как вас… забыла имя-отчество. А она: вспоминайте.

Эбергард, молодо пропуская ступеньки, понесся наверх: идеи по выборам? А какие у меня идеи по выборам? Организовать чаепития с ветеранами на базе районных библиотек с раздачей предметов длительного пользования. Сегодня — Эрна!

Перейти на страницу:

Все книги серии Премия «Национальный бестселлер»

Господин Гексоген
Господин Гексоген

В провале мерцала ядовитая пыль, плавала гарь, струился горчичный туман, как над взорванным реактором. Казалось, ножом, как из торта, была вырезана и унесена часть дома. На срезах, в коробках этажей, дико и обнаженно виднелись лишенные стен комнаты, висели ковры, покачивались над столами абажуры, в туалетах белели одинаковые унитазы. Со всех этажей, под разными углами, лилась и блестела вода. Двор был завален обломками, на которых сновали пожарные, били водяные дуги, пропадая и испаряясь в огне.Сверкали повсюду фиолетовые мигалки, выли сирены, раздавались мегафонные крики, и сквозь дым медленно тянулась вверх выдвижная стрела крана. Мешаясь с треском огня, криками спасателей, завыванием сирен, во всем доме, и в окрестных домах, и под ночными деревьями, и по всем окрестностям раздавался неровный волнообразный вой и стенание, будто тысячи плакальщиц собрались и выли бесконечным, бессловесным хором…

Александр Андреевич Проханов , Александр Проханов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Борис Пастернак
Борис Пастернак

Эта книга – о жизни, творчестве – и чудотворстве – одного из крупнейших русских поэтов XX века Бориса Пастернака; объяснение в любви к герою и миру его поэзии. Автор не прослеживает скрупулезно изо дня в день путь своего героя, он пытается восстановить для себя и читателя внутреннюю жизнь Бориса Пастернака, столь насыщенную и трагедиями, и счастьем.Читатель оказывается сопричастным главным событиям жизни Пастернака, социально-историческим катастрофам, которые сопровождали его на всем пути, тем творческим связям и влияниям, явным и сокровенным, без которых немыслимо бытование всякого талантливого человека. В книге дается новая трактовка легендарного романа «Доктор Живаго», сыгравшего столь роковую роль в жизни его создателя.

Анри Труайя , Дмитрий Львович Быков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги