Немцы

— Ну, Дима… — и Эбергард всё-таки расхохотался, — ты что, раздоил-таки Левкина?!

— Да ну их, — Дима не удержался и также с удовольствием захохотал, зашипел, утирая заслезившиеся глаза, оглядывая себя: что это я так вырядился, — так устал я от них… Жа-адненькие… Я и так лизал, и так лизал, и царапался, и впрямую уже просил, и вроде довольны, хвалят, а к деньгам не подпускают… Да мне бы одного перстня с мизинца Левкина хватило, чайной ложечки… На всю жизнь! Попросил проездной оплатить — отказали! Только своим, только своим — ни одного постороннего, семья!

— Как и везде.

— А вот не скажи… Я понял: ага-а. Подумал-подумал, — Дима показал, почесывая скрытые бородой сантиметры кожи, как он озирал, нечто много большее его роста, обломок скальной породы, заваливший вход, — значит, имеется у меня в расчете ошибка. Полюбить деньги — мало. Но! Притекают деньги туда, куда указывает идея! — Дима Кириллович говорил уже для себя, здесь Эбергард наверняка отстанет, непосильно ему — так высоко. — Надо вычислить, понимаешь ли, одну небольшую такую точку, где напряжение твоего личного космоса пересекается с напряжением геополитического вызова, и взорвать это напряжение, освободив такое движение, что унесет твой род, — Дима Кириллович вытаращился, — в элиту! И — больше не работать! Одно верное решение. Определить точку, и — хватит прикосновения.

— И где ты теперь работаешь?

Дима Кириллович погрозил: скажешь так, а все туда же и попрутся, на готовое… Но смилостивился:

— Вице-президент ассоциации «Беларусь — Россия — Индия»: сила без насилия — ось Евразии, транспортный коридор «Север — Юг» при Общественной палате союзного государства Россия — Беларусь.

— Ни хрена себе. А Индия при чем?

— Все спрашивают. И тебя зацепило! Правильно я рассчитал. Я ж стратег! О дочери думаю. Хочу, чтобы Тамарка в Гоа перебралась после школы, а этим наплел: союз России и Белоруссии не срастается потому, что не хватает ему цели и духовного осмысления ее. Вот как мы цель выставим: евразийский транспортный коридор — это же триллионы! А Индия нас духовно подпитает — духовная уния, энергетические каналы, восемнадцатый уровень знания, Тибет. За духовную унию я отвечу. В Индии, конечно, придется пожить, как по-другому? Я готов, художник — это всегда жертва! — Дима Кириллович удушил рукой незримое птичье горло. — И знаешь, клюнули, забегали с моим проектом, спрашивают: а сколько? Я им говорю: на второе полугодие, на оргпериод, потребуется так, мелочовка, — и Дима словно загнал стальное полотно меж Ленями — в мясо! — Девятнадцать мильонов! Думаю: ну… Хватило б десяти… Трех!!! А они только спросили: рублей? И всё. Надо было сказать: долларов!!! Ничего, это на следующий год! Я, может быть, — Дима уже понимал, что пожалеет о сказанном, захочет забыть, сейчас будет лишнее, но не мог он остановиться, — и тебя, может быть, к себе заберу. В тактике, — он показал пальцами спичечный рост, — ты можешь что-то, я ведь за тобой наблюдал… Вот тут, под ногами, не выше травы — любого можешь обыграть. Понадобится, может быть, мне такой человечек, если, конечно, финансовые твои требования не чрезмерны будут… Да всё больше, чем здесь, верно?! Кинь на мэйл свою объективку, я там покажу…

— Всё отменяется, — это звонила Сигилд, — Эрна решила поехать с классом в Суздаль.

— Но мы же… — ах ты…!!! — А завтра?!

— Они едут на сутки.

— А в воскресенье?

— В воскресенье мы поедем поздравлять с днем рождения Фединого отца.

— С какого у нее каникулы?

— Почему ты спрашиваешь? На каникулы мы уедем. Ну, всё? — Сигилд не отключалась, ей было интересно.

— Так, — но он не знал, что «так». — А где сейчас Эрна?!!

— Не кричи на меня, я же сказала: провожаю ее в Суздаль. Сейчас за ними придет автобус!

— Ты, смотрю, меня невнимательно… — заметил Дима, — а я, брат, буду работать только с теми, кто каждый звук мой будет впитывать, да еще и понимать, что я не сказал, да имел в виду…

— Я поехал.

— Эбергард! Минуту! Знаешь, когда я понял, что попал? Оказалось, у моей фамилии — белорусские корни! — и еще неразобранное.

Автобусы — три двухэтажных, запыленных, высоколобых уже отправились (никто не заметил, что он бежал? теперь иди) — проползли вдоль школы и выстроились у светофора развернуться в сторону проспекта Энгельса, родители подтянулись следом, превратив тротуар в железнодорожную платформу, — выкрикивали избыточные напутствия, чмокали воздух, рисовали пальцами подушечные сердечки и вглядывались. Эбергард вспомнил вокзальное: на счастье первым в вагон входит мужчина; нашел Сигилд и встал рядом, не уступая, поднял руку, как и она, и, как она, улыбался Эрне, куда-то, в каждый автобус, но Эрну не видел: много грязных окон, много лиц, давно не видел ее, подросла, может быть, стесняется, что ее провожают; но кому-то ведь победно машет Сигилд, «только моя девочка», и он махал: и моя; может, Эрна смотрит из глубины автобуса, над головами, стоит в проходе, отшатнулась, удивилась «откуда здесь папа?» или испугалась, может быть, и обрадовалась; он махал рукой: всё в порядке, заехал тебя проводить.