Немцы

— Можно. Устраниться, потерпеть. Потом организм устанет от боли и сработает психическая защита, переключит вас на другие, нетравмирующие заботы, ребенок — дочка у вас? — отдалится куда-то. А годиков через пять ваша бывшая поумнеет, дочь подрастет и сама постучится к вам: я пришла. А уже поздно — вы чужие. Всё, что связывает, — алименты. Нельзя, — он вдруг захрипел, — уступать сучьему яду феминисток-сатанисток! — И поднял над плечом революционный кулак: так!

Адвокат позвонил на следующее утро: как нет? — еще через неделю позвонил: вдруг Эбергард не так его понял, вспылил, да и на самом деле ведь можно как-то, ну, в общем, он тут прикинул — оптимизировать бюджет. Нет?!

Понедельник — у монстра особый день, кто-нибудь зарыдает И после правительства — вторник, все виноваты. И в пятницу, после коллегии. И в любой день другой. Все худшеё сбывается, только еще хуже; префектурный постовой траурно подкатывал глаза туда, превыше, где зона особого доступа, и пьяно покачивался:

— Трахает Гуляева, — и вздохнул так, словно начали с него, общее же дело; приготовляемых на вынос и только что поступивших монстр топтал каждый день, никто не верил, что садизм, он не играл (багровел, замерялось давление, вызывался врач) или играл, но не останавливался, пока не убеждался: всё, человек понял про себя: уничтожен. Эбергарда ноги не понесли на рабочее место — найдут, к нему в буфете, «вы позволите?», подсел лупоглазый безумный — зомби по фамилии Степанов, пил кофе так неловко, хлебал, упускал, задирал локоть, словно прибыл с Марса и только обучается земным привычкам, слабо понимая их смысл.

— Уважаемый Эбергард, я…

— Я помню (твою лупоглазую морду, ты думаешь, здесь всё незыблемо, годами ходят поршни, пожизненно вращаются валы, и на каждом табличка: что может; а мы здесь умираем, подступает огонь, варвары), вы приходили. Я там слежу за вашим кандидатом, ну, там вроде всё в порядке, зарегистрировали его…

— Спасибо огромное!

— Обращайтесь.

Зомби губами, глазами, руками и подсолнечными отклонениями позвоночного столба показывал: «очень довольны», «будем по итогам благодарны», «я вам обязан», и — оба не спешили; зомби кушал овощной салат, опять же, как новорожденный, инопланетный (откуда они его взяли?), себя поконкретней на всякий случай обозначил:

— Выборы это… так. Друзья попросили. По жизни я занимаюсь лоббистской деятельностью. Многие мои сослуживцы по внутренним войскам откомандированы на ответственные посты, это облегчает доступ. — По лицу его самостоятельно, не отвлекаясь на произносимое, переползали разнообразные гримасы в пределах от «мне жарко, сдохну сейчас» до «так вот он, рай». — Я сам подумываю о государственной службе. Безусловно, это будет пост, где принимаются ответственные решения. Это будет иметь определенное экономическое выражение. Время романтического воровства прошло. К сожалению. Когда запас контактов, набранных на госслужбе, иссякает, его надо пополнять. Следует сохранять баланс между пребыванием в госструктурах и коммерцией…

Секретарша Жанна ворвалась в буфет, словно в задымленную спальню: есть живые?

— Плохо. Ни хе-ра не работаем мы с тобой, Эбергард, — Гуляев похлопывал ладонью по фотоальбому и скучно вглядывался в застекленные бадминтонные кубки, кочевавшие за ним по должностям и учреждениям. — Столько префект мне высказал. И про тебя лично. Я уж не буду пересказывать.

«Врешь. Ничего про меня не говорил». Но всё равно — не спать теперь ночей.

— Фотографии не понравились?

— Ни одна. То синяки под глазами, то глазки какие-то злые. То рыжий. Кричал: что вы из меня Чубайса делаете?! Ты зачем двух фотографов прислал?

— Чтобы наверняка. Один — Штейнбок из «Семи дней», второй — лауреат конкурсов.

— А получилось — видишь, как у нас с тобой получается?! — что мы выставляем его бюрократом. Два фотографа! А он — скромный. Кричал: я хочу быть, как Путин! А Путин — скромный! И вот — все предложения, что ты дал: по интервью, съемкам, «горячим линиям», общению с населением, — на вот!

На первой странице косо и красно начертали «ПНХНП».

— Понял, куда тебе идти? Но — бумага ему понравилась. Сказал: приятно в руках держать, шершавая, плотная. Лен, да? Вообще не знаю, что делать.

Эбергард вдруг заметил: Гуляев немного волнуется, и вот только теперь переход к «на самом деле»:

— А скажи, кстати, раз уж мы с тобой так говорим, Эбергард… Я вот посмотрел платежки прошлого года, этого… Прилично так идет через пресс-центр… Если совокупно. Как так получилось, что собрал ты всё в свои руки: и социальная реклама, и информирование, Интернет, полиграфия… Даже сувенирка. И всё — один человек. Магнат какой-то!

Магнатом Эбергарда называл только первый заместитель префекта Евгений Кристианович Сидоров.

— Исторически сложилось. Я ведь уже десятый год. Удалось проявить себя. В городе мы трижды — первое место по информированию. У меня две грамоты от городской думы… Благодарности за выборы от мэра. И округ наш…

— Ладно, ладно, это я знаю. А — всё-таки?