Немцы

— Знаешь, — жар благодарности, она же — за Эбергарда, не за деньги, — если бы у меня была еще жизнь, я бы на тебе женился.

В ответ — ничего, вечером только прислала «вспоминаю и — мурашки по коже», когда Эбергард уже забыл; а вспомнил и — ничего такого не почувствовал, смотрел на спящую Улрике, притих: как она дышит? — как привык: как дышит Эрна? — такое малозаметное ночью существо, вокруг которого поворачивается мир, — посапывает, катит свое колесико, подымается ракетой в свою единственную высь и взлетит — выше его.

На следующей неделе тяжелой оказалась среда; на восемь тридцать монстр вызвал Гуляева и уничтожил за то, что в подвале сверлили, когда он проводил коллегию, мешал сосредоточиться этот кем-то допущенный звук (сверлили на улице, устанавливая доску почета к Дню города, — так повелел мэр), потом выдернул с городского семинара по инвестициям Хассо и полтора часа с разных сторон, используя выражения «недоносок» и «вонючий лимитчик», орал: как Хассо мог за его спиной назначить совещание по сносу незаконно возведенных строений (хотя сам распорядился его срочно провести)?!! Хассо сдуру отвечал и получил (охранники рассказали водителям): «Ты меня не запутаешь! С кем сговорился за моей спиной?!! Да я тебя уничтожу!! Ты думаешь о своих детях?» — Хассо вышел спокойным, смог равномерно дойти до кабинета, час никого не принимал, первый посетитель спросил на выходе у Зинаиды в приемной: «А что, у вас первый зам бухает? Чой-то он с утра такой?»; после обеда монстр проверил чистоту в туалетах на четвертом этаже и уволил завхоза, сорок минут орал по видеосвязи на вице-премьера Ходырева: «Я знаю о каждом твоем шаге! Я знаю, что ты делаешь в комнате отдыха и с кем! Я знаю, сколько ты в округе квартир нахапал!» — и опять позвал Гуляева и душил так просто, чтобы как-то с пользой провести время до выезда на межотраслевой совет по межрегиональному сотрудничеству; как терпит Гуляев, удивлялся Эбергард, генерал! — на старости лет! да, получил квартиру, да, пообещали еще одну, но ведь это не всё; когда бежал наверх по вызову Гуляева исправляться, «реализовывать», «получать», Анне Леонардовне уже открывал душу еще более раздавшийся, словно обожравшийся Пилюс (чаем его здесь не поили) — вот моя смерть, понимал Эбергард, такая: жирная, лыбящаяся свинья.

— Приехал в воскресенье, посидеть в тишине над планом-графиком обеспечения выборных мероприятий… И крадусь так тихонько вдоль стеночки в своей кожаной курточке, и брюки на мне почти спортивные, и вдруг — префект навстречу! — Пилюс вытаращился на Анну Леонардовну, изобразив ужас, она отвернулась включить чайник. — Я вот так вот, в сторонку, в сторонку, крабиком таким, бочком, за мешок мусора и — стою так, не шевелюсь в своей кожаной курточке и брюках, а он меня так — ма-анит… Думаю: всё. Пропал. Вставит сейчас, за внешний вид, а он: Сергей Васильевич, а пойдем-ка выпьем коньячку. — И солидно поднялся, Гуляев позвал его первым.

Эбергард спросил Анну Леонардовну:

— Опять?

— Сегодня вообще, — Анна Леонардовна подала ему чай, — Алексей Данилович мне, конечно, ничего не рассказывает, но… Пришел такой… Я боялась: инфаркт, — Анна Леонардовна давно уже перестала хихикать, показывать незнакомцам коленки и научилась шептать, — мэр проводил селектор по выборам. Что к двадцати трем в день выборов руководители бюджетных учреждений должны отчитаться, сколько человек из числа сотрудников проголосовали и за кого. А префект Востоко-Севера Орлинков…

— Западо-Юга.

— Наверное. Говорит: а если кто заболеет? Вот тут не мэр… Кто штаб «Единой России» возглавляет…

— Ходырев.

— Пояснил: единственное оправдание — бюллетени. Пусть заранее готовят бюллетени. А наш, он и так Ходырева ненавидит, не разобрал, какие бюллетени, и включился: бюллетени мы, конечно, заранее приготовим, но зачем об этом говорить вслух на селекторе? Ходырев мэру всё заострил и преподнес, мэр вчера нашего поманил и вставил. А виноват кто? Правильно: Гуляев! Идите, Алексей Данилович зовет.

— Ну, думаю, пропал ты, Сергей Васильевич, — не спеша рассказывал Гуляеву Пилюс. — Встал я так тихонько за мешки с мусором, крабиком, затаился, присел даже, не дышу, глядь — а префект-то меня — ма-анит. Всё ведь видит! Ты что это, говорит, там, Сергей Васильевич, ну-ка, хватит работать по воскресеньям, — и издавая шипяще-свистящие звуки, Пилюс безмятежно захохотал.

— Вот это — что? — швырнул Гуляев Эбергарду под нос квадрат бумаги.

Вот как, оказывается, с тобой разговаривают в зоне особого доступа, не удержался ты, зрелый человек, понес дальше отравленную пыльцу; Эбергард смотрел в глаза Гуляева: ты же знаешь что это, открытка с поздравлением префекта первоклассникам от «Единой России», подписанная тобой в печать и расхваленная.

Гуляев глаза опустил, но продолжил:

— Никуда не годится! Так не работают.

Кто оплатит тираж?

— Буквы слишком крупные.

Мелкие буквы дети не разберут.

— И должно быть персональное обращение! По имени!

Никто не успеет добыть, проверить и напечатать семь тысяч имен!