Ненадёжный признак

Митико, в прозрачном плаще и с прозрачным зонтом-тростью, пока ещё сухим – дождь всё никак не начинался – стояла в дверях, по-прежнему похожая на хрупкую куколку, в этот раз упакованную в хрустящий целлофановый пакет, только банта на макушке не хватало. Она церемонно поклонилась мне (я ответил тем же) и сразу же, без предисловий, спросила:

– Как вы думаете, доктор, мой Одуванчик действительно был инвизом? – она сделала небольшую паузу, а потом сочла нужным уточнить. – То есть сущностью, враждебной людям?

Обескураженный тем, как резко моя пациентка перешла к сути, я не сразу нашёлся, что ответить. Почему-то моё молчание её не удивило. Она сняла плащ, повесила зонт на вешалку и снова повернулась ко мне.

– Если он был инвизом, значит, рано или поздно он причинил бы мне вред. Ведь так?

Хороший вопрос, подумал я невесело. Точно такой же я регулярно задавал себе последние лет шестьдесят. Только вот странное дело, я не помню, что хотя бы однажды ответил на него однозначно.

– Митико, а давайте побеседуем в моём кабинете? Устроимся там поудобнее и, не торопясь, обсудим все ваши вопросы, – я открыл перед ней дверь и ободряюще улыбнулся. Немного смутившись, она прошла в кабинет и села в кресло напротив моего стола. Я последовал за ней.

– Простите, – чуть слышно извинилась она, когда я сел тоже. – Просто… Просто я всё время об этом думаю. Вот и набросилась на вас сразу, как увидела. Мне важно это знать!

– Да, я понимаю, – кивнул я (ещё бы я не понимал!).

С глубокомысленным видом я полистал папку, лежащую передо мной на столе. В ней были собраны бумаги, относящиеся к случаю моей пациентки: записи о наших встречах, бланк номо-страховки, копия номо-имиджа. На самом деле заглядывать туда не было нужды: я давно изучил каждый находящийся там документ вдоль и поперёк. Мне нужна была эта минута, чтобы найти безошибочную формулировку, которая развеяла бы сомнения девушки, с тревогой ожидающей моего ответа. Митико смотрела на меня с такой надеждой, что мне стало неловко.

– Вероятность того, что Одуванчик был инвизом, практически стопроцентная, – я старался, чтобы мой голос звучал убедительно. – Компания «Nomokar Inc» строго следит за протоколом: лицензию на твайс-инвиз процедуру выдают только после тщательной экспертизы.

После того, как я упомянул протокол, чувство неловкости поутихло. В конце концов, я приложил немало усилий для того, чтобы он вообще появился на свет. Прецедент Акаму был болезненным уроком для сторонников номо-терапии, но урок был выучен.

– А экспертиза точно проводилась? Здесь не может быть ошибки?

– Без экспертизы не было бы ни лицензии, ни страхового полиса, тем более, класса «Стандарт Плюс».

– Нелогичное название, вы не находите, доктор? – она слабо улыбнулась. – Страховку, которую получает человек, потерявший друга, следовало бы назвать «Стандарт Минус».

– Митико, Одуванчик не был вам другом, – как можно мягче произнёс я. – Инвизы – не люди, они не умеют дружить. Зато они терпеть не могут скучать и обожают, когда их развлекают. Попробуйте вспомнить хотя бы один случай, когда Одуванчик сделал что-то приятное вам, но не нужное ему.

Она посмотрела на меня с удивлением:

– Мне кажется, я вспомню десяток таких случаев!

– Хорошо, – кивнул я согласно, – давайте разберём какой-нибудь один.

Она задумалась. Я терпеливо ждал. В наступившей тишине стало ясно, что дождь наконец начался. Грозовая туча висела теперь прямо у нас над головой, и потоки воды, собранные воронкой на крыше, неслись вниз по водосточным трубам с глухим шуршанием.

– Давайте, я вам помогу, – осторожно начал я, когда стало ясно, что молчание затягивается. – У вас были в детстве куклы, Митико?

Она отрицательно покачала головой:

– Одуванчик любил поезда. Я попросила отца, и он купил мне… Нам… Он купил нам модель синкансэна… Синкансэн – это такой суперскоростной поезд. Но, – она посмотрела на меня с еле заметным вызовом, – я тоже люблю поезда!

– А домик на дереве? Чья это была идея?

Она отвела глаза.

– Я не помню. Возможно, нам обоим хотелось, чтобы он у нас был. Я люблю рисовать, а Одуванчик…

Лицо у неё стало совсем несчастным.

– Я боюсь высоты и не умею лазать по деревьям. Так что обычно я сидела под деревом и рисовала, а Одуванчик забирался в домик и бросался оттуда твёрдыми плодами гинкго. Он старался попасть в рыбок, плавающих в пруду, и ужасно радовался, когда ему это удавалось. Я сто раз просила его так не делать, но… Отец, помню, всё удивлялся, как это орехи гинкго в таком количестве попадают в наш крохотный пруд…

Когда Митико упомянула орехи, я сразу вспомнил вишнёвые косточки и одного сердитого господина, который вытряхивал их из шляпы, так что у меня тоже пропала охота говорить. Дождю, впрочем, всё было нипочём, он по-прежнему выстукивал что-то монотонное на подоконнике.

– Можно мне посмотреть поближе? – расстроенная Митико показала на небольшую керамическую миску, стоящую на столе. Видимо, ей тоже не слишком хотелось развивать тему о привычках Одуванчика.