Я кивнул. Эта миска украсила бы любой интерьер, но в кабинете человека моей специальности её присутствие было почти обязательным. Митико взяла миску в руки и погладила её по чуть шероховатому боку.
– Это ведь «кинцуги», да? Какая красивая. Как вы думаете, доктор, она действительно раньше была разбита, или её разбили специально?
– Мне хочется думать, что мастер чинил разбитое. Но наверняка я не знаю. Я купил её на онлайн-аукционе несколько лет назад.
На торгах были представлены и другие вещи в технике «кинцуги» – золотой заплатки. Но я сразу же выбрал эту, матово-черную снаружи и покрытую глазурью цвета индиго внутри. Неоднородная глазурь с точечными вкраплениями серебристого цвета создавала впечатление той глубины звёздного неба, которую можно разглядеть только в мощный телескоп. Ночное небо на дне миски пересекали толстые трещины, залитые золотым лаком. Разбитую миску склеили, и после ремонта она стала только краше. Мне кажется, мастер, придумавший «кинцуги», был большим оптимистом.
–
Я посмотрел вопросительно, она поймала мой взгляд и добавила после паузы:
– Это хокку мой отец сочинил. Давно, когда я ещё маленькой была. Оно мне нравится. Напоминает мне о доме. А эта миска… она будто вся в светлячках.
– Пожалуй, – кивнул я.
– Знаете, я ведь не так давно узнала о своей номо-страховке, – девушка осторожно водила пальцем по рельефному золотому шраму. – Пару лет назад отец показал мне её и объяснил, как я могу ей воспользоваться. Я унесла бланк в свою комнату и долго его изучала. Если я правильно поняла, «Стандарт Плюс» выдаётся в случаях, когда решение принимают родители или опекуны, да?
– Именно, – подтвердил я. – Обычный «Стандарт» оформляется, если ребёнок сам обращается в «Nomokar Inc» за помощью, понимая, что у него проблемы с инвизом. Но такое бывает крайне редко. Инвизы – великие мастера манипуляции и с лёгкостью внушают своим подопечным, что в неурядицах виноват кто угодно, только не они.
Мне показалось, Митико чуть поморщилась, когда я упомянул манипуляции. Похоже, ей было неприятно слышать, когда я отзывался об инвизах неодобрительно. Но здесь я не мог ей помочь. Моей работой было обеспечить её максимально правдивыми фактами, а факты были именно таковы.
– А что означают эти цифры в графе «Охотник»?
– Компания предпочитает держать реальные имена Охотников в секрете, поэтому используется только код.
– А нельзя встретиться с этим человеком?
– Боюсь, что нет, – покачал головой я. – Зачем вы хотели видеть его? Может я могу как-то его заменить?
Митико бережно вернула миску на прежнее место.
– Я спросила, не особенно надеясь, что вы поможете мне найти его. Я пыталась это сделать ещё из дома, нащупать хотя бы какую-то ниточку, которая может привести к нему. Но… «Nomokar Inc» отлично заботится о персональных данных своих работников… А я… Я хотела бы спросить Охотника, не может ли он вернуть мне Одуванчика.
Здесь она сделала короткую паузу и закончила решительно:
– И мне кажется, я знаю ответ на этот вопрос: ведь если бы это было возможно, номо-страховка была бы не нужна.
– Вы правы, – подтвердил я, радуясь, что хотя бы в этой части мне не нужно было её переубеждать. – Инвизы, нейтрализованные номокаром, не возвращаются.
– А ещё… – кукольное лицо девушки напряглось и она бросила на меня короткий умоляющий взгляд. – А ещё меня мучает вопрос, не было ли Одуванчику больно, когда его затвайсили.
– О нет, не думаю, – сказал я. – Я видел сотни номо-имиджей, и ни на одном не было заметно даже тени удивления, не то, что боли. Они не видят опасности в человеке с номокаром и, думаю, даже не успевают понять, что происходит.
– И вероятность того, что Одуванчик был инвизом, практически стопроцентная, верно? «Практически». Значит, существует и вероятность ошибки, пусть и крошечная?
– Возможность ошибки существует всегда. Но… Понимаете… Вы всегда поступали, как он хотел, а не как того хотели вы. Это плохой знак, Митико. Насколько я могу судить, в вашем случае ошибки не было, – мягко добавил я.
Девушка опустила голову, разглядывая свои маленькие, сложенные на коленях, руки. Мы помолчали. Похоже, у неё кончились вопросы. Теперь наступила моя очередь, и я решил бросить пробный шар.
– Скажите, Митико, – осторожно спросил я, – вы всё ещё сердитесь на своего отца?
Она посмотрела на меня растерянно.
– Я не знаю, – в её голосе звучало удивление. – Если бы вы задали мне этот вопрос вчера… Я правда не знаю. Если Одуванчик был инвизом, если Одуванчику на самом деле было неважно, что было хорошо для меня… Как говорится, ветер и цветок сливы не могут быть друзьями.
Она тряхнула головой, словно отгоняя печальные мысли.
– Я знаю, мой отец старался защитить меня. Но… Почему он не посоветовался со мной? Не дал мне попрощаться? Я не была готова, всё произошло так внезапно! Все эти годы я пыталась вернуться в тот день, когда мы сидели в саду за школьным стадионом, и объяснить ему… Объяснить себе…