Он очень старается заботиться о ней, как о сестре. А об Умарсе — как о младшем брате. Не потому что должен, и не потому, что кого-то копирует, и даже, наверное, не совсем потому, что считает это правильным, — а потому, что иначе не может.
Как она не могла не обнять его, когда он вернулся домой после долгой дороги.
Мрыкла ненавидела больницы. Они воняли. И люди в больницах воняли.
Больницы напоминали ей картинки с Царством Окоса. И там, и там люди ходили в одинаковых белых пижамах.
Она всегда была слишком живая для больниц. Даже когда болела.
Она стояла на остановке, когда поняла, что ей стоит вернуться. Автобус как раз подошел. Нужные раз в полчаса ходят. Дура.
И она вернулась.
Ким и эта, бледная, тоже из столицы, какеетам, сидели на соседних стульях. Бледная почти сливалась с зеленоватой больничной стенкой — и что вообще Ким в ней нашел?
Вряд ли его притянул запах Тьена, он даже консерву открытую не почует, убил себе нюх напрочь своими сигаретами, придурок.
Как смотрит, сожрет же сейчас. Сняли бы уже номер.
— Забыли что-то? — спросила какеетам.
— Что такое? — удивился Ким.
— Хотела сказать, что мама пригласила на ужин братьев Нут, — Мрыкла как можно безразличнее посмотрела на свои ногти, чтобы не смотреть на какеетам, а то еще решит, что ей на нее не плевать, — тебе стоит одеться
Она вздохнула и обернулась в сторону бледной моли, стараясь не сильно кривиться:
— Мама отличная хозяйка, она умеет поить людей до беспамятства. Однажды я на машине врезалась в витрину — ну так все уже
И улыбнулась, не разжимая губ.
Мама ей этого не простит. Если узнает. Но она не расскажет. Мало ли почему Ким решил так не вовремя вернуться? Молчание — не вранье.
Семья это главное, но Ким — часть семьи.
В конце концов, кошки — жуткие эгоистки, такова их природа. И Мрыклина тоже. Она же настоящая кошка.
Она вернулась, не потому что жалела жаба Лиль, или саму Лиль, не потому что чувствовала себя виноватой и не потому, что за кого-то там переживала, вовсе нет. И не потому, что хорошо бы было однажды вернуть жабам зонтик, и чтобы ей при этом не плюнули в глаза.
Она вернулась, потому что ей так захотелось.
Потому что не могла иначе.
Глава 14
Мрыкла не дала Жаннэй даже ступить на порог. Она встретила их у ворот и тут же зашипела, сгребла Кима за руки и потащила в сторону детской площадки, занесенной снегом.
Там она плюхнулась было на качели, но тут же вскочила и начала разъяренно расхаживать туда-сюда. Немногочисленная ребятня стайкой мигрировала куда-то в сторону песочницы, стоило ей разок на них рявкнуть.
Но основной удар на себя принял Ким.
— Ты сбрендил?! Я спрашиваю, ты что, совсем сбрендил, или совсем чуть-чуть, так, слегка крыша поехала?
Мрыкла отчитывала брата шепотом, а тот лишь виновато прижимал уши. В ее голосе звучали какие-то стальные нотки, они проникали под кожу и даже у Жаннэй вызывали мурашки.
Она поежилась. Если бы у Жаннэй не было зятя-эмпата, который все долгие годы их знакомства ровным счетом никак не мог на нее воздействовать, она бы решила, что Мрыкла использует какой-то дар, чтобы заставлять людей чувствовать себя неловко.
Но, похоже, для такой ерунды Мрыкле не нужна была магия.
— Ты правда думал, что можешь привести ее сюда в
— Не думаю, что у него была возможность засудить мою тетю. Я убила ее семь лет назад, когда он еще только выбирал, куда поступать, — холодно заметила Жаннэй, которую эта экспрессия начала раздражать, — мне развернуться и уйти?
Ким нервно хохотнул.
— Давайте пойдем на компромисс, милая Мрыкла, ми… — Жаннэй прищурилась и Ким тут же поправился, — мудрая Жаннэй. Ты, Мрыкла, подберешь ей что-нибудь приличное, Жаннэй, очень тебя прошу: моя сестра знает мою мачеху уже восемнадцать лет, доверься ей.
— В конце концов, ради этого я оставила Лиль и Герку на попечение Ылли, — Жаннэй пожала плечами, — потому что решила довериться Мрыкле. Однако до сих пор не услышала ничего полезного, кроме упреков. Я не до конца понимаю, что именно не так, и не пойму, пока мне не объяснят.
— Меня не спрашивай, — Ким выставил вперед ладони, будто защищаясь, из-за чего Жаннэй вновь невольно вспомнила своего зятя, — я тут не советчик. Это даже не ритуалы Тьмаверста, это какие-то женские штучки.
— Ты уклоняешься.
— Что?
— Ты кого-то играешь, — объяснила Жаннэй, — ты слишком взволнован.
Она не была уверена, откуда эта мысль пришла ей в голову. Она просто очень не любила своего зятя, он был человеком даже не двуличным — для каждого у него было свое лицо. И каплей этой нелюбви Кима задело по касательной.