Ненаписанное письмо (СИ)

Я лежал почти в трансе, чувствуя, как обмякают все конечности, пустеет голова, а внизу живота нарастет мелкая, навязчивая пульсация. Я попробовал ее прогнать мантрой, вызывая в воображении четкие геометрические образы, помогающие в концентрации. Но пульсация переходила в жжение, а грудная клетка поднималась все выше и все ниже проваливалась, учащая амплитуду вдоха и выдоха.

Я уже знал, что возбужден и что никто не может мне помешать. Потому смело потянулся ладонями к паху, чтобы помочь себе восстановить баланс…

— Джей!

Пенни влетела в комнату, и я чуть не схватил Чака вместо подушки, чтобы прикрыть свою наготу.

— Ай!.. Ай!.. Прости… — Пенни уткнулась глазами в пол и покорно замерла возле двери.

— Ох, черт… Пенни, я не ждал тебя… — я сидел совершенно голый и совершенно растерянный с подушкой на коленях.

Зато Чакки не растерялся: подбежал к Пенни и приступил к обычным для него верчению и скачкам. Но Пенни даже собаку не трогала. Она безвольно опустила руки, и Чак облизывал ей пальцы, а Пенни никак не реагировала, только покусывала нижнюю губу.

— Пенни… — я спешно надел шорты. — Я думал, ты на смене.

— Выходной. Сэм сказал идти, а он сам, один. Сегодня мало гостей.

— Мало, да, — согласился я, все еще ужасно сконфуженный. Я подошел к Пенни и осторожно заглянул к ней в глаза: — Пенни, ну, брось. Ты что, не видела этого раньше? У тебя же куча братьев. Это обычное дело для мужчин…

Она помотала головой, вроде того, как это делает Чак, но, в отличие от него, Пенни выглядела не очень забавно.

— Джей, я знаю, как делать, — решительно предъявила она мне всю свою истовую готовность. — Ты можешь мне сказать. Я сделаю.

— Что сделаешь?

Она подумала несколько секунд и сказала:

— Всё.

И в этот момент в ее хрупеньком тельце уместилось столько отваги, что не хватало только боевого марша, чтобы создать подобающий фон этим сверкающим глазам и выправке.

— Мы уже обсуждали это с тобой, — строго сказал я и ушел готовить кофе.

Я мыл турку, когда Пенни вдруг обхватила меня за талию и прижалась сзади. Я чувствовал ее отрывистое дыхание на своей спине, ее губы приросли к моей коже, а ладони очутились на шортах, отчего я на минуту прекратил двигаться и застопорился над раковиной, абсолютно ничего не понимая.

Впрочем, понимать было нечего.

Пенни просила, практически умоляла о близости со мной. Близости настоящей и долгожданной для нее. Ни одна женщина никогда прежде не просила меня взять ее. Если не считать наших с тобой игр, Марта, когда непристойные просьбы и требования были частью секса, я не помню случаев подобного горячего желания. И, пожалуй, одно лишь осознание уникальности ситуации будоражило меня сильнее, чем физическая разрядка.

Пенни стала целовать мой позвоночник.

Странное ощущение, приятное, колкое, шелковистое. Будто по спине у меня трепыхалась раненная бабочка, цеплялась крылышками за человеческую кожу, ища опоры, но падала от бессилия вниз, затем снова поднималась чуть выше.

Ты так делала, Марта… Дотрагивалась подушечками пальцев легонько. Не давила, а именно касалась едва-едва…

— Пенни…

Я развернулся на месте, а Пенни внезапно уменьшилась высотой в два раза и встала на колени передо мной.

Я с дурацкой туркой в руках, эрекцией между ног и ошалелыми глазами смотрел на нее сверху вниз. Пенни меж тем уткнулась лицом мне в живот и взялась за шорты с двух боков, намереваясь их стянуть.

— Пенни… — сорвавшимся голосом лепетал я как школьник младших классов.

Это могло бы вылиться в мой самый необычный на данный момент сексуальный опыт, но, к счастью, тут подскочил Чак и стал тыкать своим мокрым носом прямо в руки и глаза Пенни. Он громко лаял, веселился и пытался всячески быть сопричастным, наверное, подумав, что мы без него затеяли что-то задорное для его собачьего ума.

Его вмешательство позволило мне прийти в себя и осознать, что я не должен идти на поводу у соблазна.

— Чак, фу! Да прекрати же ты! — я отогнал пса, а Пенни осталась по-прежнему сидеть на полу.

Она сама чем-то напоминала собаку и с готовностью вверяла мне свою жизнь — духовную и телесную. Она не хотела подниматься с колен, как я не просил. Ей проще и приятнее было бы стать моей тряпкой для натирки пола или ковриком у дверей, лишь бы я не гнал, лишь бы оставался с ней.

— Пенни, вставай, пожалуйста.

Она свернулась клубком вокруг моих стоп и плакала.

— Пенни, Пенни, прошу тебя…

Она плакала, плакала, плакала и ни за что не хотела подыматься, будто уже определила себе свое место в жизни, которое более чем устраивало. Но проблема была в том, что это не устраивало меня.

В конце концов, я сдался и отошел. Дал ей выплакаться вволю. Чаку я не мешал слизывать ей слезы. Пенни выглядела жалко и удручающе. Она пролежала в таком состоянии не менее получаса. Поняв, что сама она не решиться сменить положение, я приподнял ее на руки и отнес на кровать, но не с тем, чтобы заняться там сексом. К тому моменту возбуждение окончательно покинуло меня, чему я был очень рад. И только все думал, гладя Пенни по вялой худой руке: изменил бы я свое решение, будь она биологической женщиной?