Ненаписанное письмо (СИ)

Быть может, мама останется со мной живая. Я вспомню ее глаза из прошлой жизни, которые сейчас совсем забыл. Но там, в моем новом будущем, мне не придется забывать. Не придется прощать ее за ошибки, в которых никто не виноват.

Кто знает, что мне предстоит на новом витке Сансары.

Все это, если и случиться, то когда-то потом.

Потом…

Сейчас рядом со мной была ты, Марта, мой верный пес Чак и еще нерожденный ребенок, которому я вознамерился дать свою фамилию.

Я нащупал в кармане коробку с кольцом. Достал ее. Открыл. Вытащил кольцо из прорези и протянул тебе.

— Примерь.

Ты посмотрела на меня так, будто бы я предложил тебе раздеться в общественном месте.

Неловко вытерев ладони о пальтовую ткань, ты приняла из моих рук сверкающее украшение.

— На какой палец?

— Продавец сказал, что должно подойти на безымянный.

Ты критически осмотрела свои затекшие конечности, потом зачем-то облизала фаланги на безымянном пальце и попыталась продеть его в узкое отверстие, которое было ему явно не по размеру. Однако твоя настойчивость победила — кольцо с горем пополам заняло положенное место.

— Теперь только вместе с пальцем отрывать, — сказала ты так, словно говорила не о себе, а подтрунивала над какой-нибудь приятельницей, не очень близкой, что нестрашно обидеть.

Ты ведь все еще не верила в то, что случилось.

— И что теперь? — спустя несколько минут спросила ты.

— Мы помолвлены, — констатировал я.

— Я не так себе это представляла.

— Кольцо?

— Предложение.

— А я никак не представлял, — сказал я. — Но рад, что это случилось.

Внезапно ты схватила меня за воротник и вжалась лицом в мою грудь.

Ты рыдала, а я просто обнимал тебя и не стремился поскорее завершить эту истерику. Тебе нужно было выплакаться, а мне нужно было решишься сказать самое главное, чего я еще не говорил тебе с тех пор, как возвратился в этот город.

— Я люблю тебя, Марта. Это единственная причина, почему я уехал и почему вернулся назад. Больше нет других причин.

Процитировав вслух самого себя, я почувствовал, что замкнул наконец длинную дугу поисков, которые высосали из меня подчистую все силы, что я был уже не в состоянии находиться в собственной телесной оболочке. Она стала мне тесна и противна, если я не мог дотянуться до того, что действительно любил. Я только теперь понял, что лишь в любви живет осмысленность к настоящему, тот самый краеугольный камень любой жизни — ее понимание и богатство.

Любовь отражается в бесчисленном калейдоскопе форм, перемещаясь в хитроумных завитках судеб, течений и чувствований. Любовь одна на всех, но уникальная в каждом своем рождении. Мы — ее родители, и мы же ее дети. Потребители и генераторы. Две стороны одной монеты, которая непрерывно крутится.

Сансара.

И, повинуясь ее законам, витки земного странствия невозможно прервать ничем, кроме выхода к богу.

Потому завершив один этап единого круга, я ступил на тропу нового. И, конечно, он не был устелен передо мной лепестками лотоса, но был полон моей огромной веры, что радость и боль неизменно чередуются до тех пор, пока я существую.

А наши с тобой радость и боль, Марта, чередуются до тех пор, пока существуем мы оба.

23 октября

Ты умерла 24 декабря в 23:15 при родах, не дожив до Рождества всего 45 минут.

Если верить официальной статистике, при современных возможностях медицины вероятность такой смерти составляет менее одного процента: буквально 10-12 случаев на 100 тысяч родов. Однако риск существенно возрастает, если роды преждевременные: порядка 23-25%.

И как-то так вышло, Марта, что ты сумела вписаться сразу в обе несчастливые статистики.

С 28-ой недели беременности у врачей, которые тебя сопровождали, стали появляться в речи какие-то странные намеки и опасения, которые официально назывались «маловероятной возможностью без повода для паники». Да мы и не паниковали. Просто немного волновались. Ставили уколы, принимали таблетки, соблюдали диету.

На 30-ой неделе тебе запретили передвигаться дальше, чем до туалета и держать в руках что-то тяжелее пластикового стакана с водой. Все это выглядело удручающе, но в общем-то терпимо.

На 31-ой неделе случилось кровотечение.

У нас в квартире стояла елка, под которой зевал Чак. Он почему-то больше не хотел играться с огоньками и нападать на колючее чудовище. Он будто пытался ответить в своей собачьей голове на вопрос, который в это Рождество задавали себе многие люди. Но он не справлялся с задачей самостоятельно, оттого ждал, когда ему кто-нибудь растолкует.

И ждал долго. Весь сочельник и все Рождество. Я появился в не самом разговорчивом настроении. И иногда мы размещались под елкой вместе.

А спустя две недели здесь поселился новый человек — наш сын, Мартин.

И Чак бросил свой пост, чтобы обосноваться под его кроваткой.

Мартина выписали, когда он стал весить 2,2 килограмма. Его набор веса стабильно прогрессировал, но все равно он еще очень долго оставался самым маленьким младенцем из всех виденных мной.

Хотя я их немного видел. А на Мартина смотрел подолгу.