Ненаследный сын императора. Часть 1

— Зато вы успели пообщаться с моей дочерью, Аннушкой. Она мне все уши прожужжала, рассказывая, что цесаревич Алексей и умный, и красивый, и спас её от холодной и голодной смерти… Спасибо, что не прошли мимо моей проказницы, уж она у нас непоседа!

Суровое лицо государственного деятеля смягчилось, глаза заблестели. Я понял, что он искренне обожает свою маленькую дочурку.

— Сергей Иванович, это я должен благодарить вас за возможность знакомства с такой барышней. Очень смышленая и забавная девочка, вам с ней повезло! Надеюсь, мне еще представится случай пообщаться с Анной.

— Непременно. — улыбнулся *Долгорукий*. Протянув руку, сказал. — Ну что ж, Алексей Александрович, чем мог — помог, после визита к графу обязательно встретимся, обсудим все. Удачи!

Обменявшись рукопожатием, мы расстались на этой оптимистической ноте.

Уставшее солнце клонилось к закату, метель, заносившая снегом столицу в течение последних пары дней, утихомирилась. Сверкающее белоснежное покрывало укутало сады, парки, дома. Постояв несколько минут на улице, полюбовавшись зимним пейзажем, я отправился к себе. Против обыкновения, на сегодняшний вечер ничего не было запланировано — ни посещений театральных постановок, ни поздних ужинов у приближённых к императорскому двору. Поэтому я с чистой совестью позволил себе лечь пораньше. Но уснуть сразу не получилось. День, насыщенный встречами и разговорами, не отпускал. В голове вертелись отрывочные мысли о Тараканове, о Долгоруких, о странной европейской моде… О графе Томасе Беркли, с которым предстояло завтра вести светскую беседу. Я старался припомнить хоть что-то об Англии, что можно было бы использовать в разговоре с дипломатом, но на ум приходил лишь пресловутый пятичасовой чай, да утренняя овсянка… Бр-р-р… Я скривился от отвращения — никогда не любил эту серую, склизкую гадость!

Смежив веки, я провалился в неглубокий сон, в котором мне виделось, что я с криками — овсянка, сэр! — бегаю за графом Беркли, а он, подобрав пышные юбки женского платья, в которое почему-то был наряжен, пытается взобраться на раскидистую ель… А рядом скачет на красивой лошади малышка Долгорукая и заливисто хохочет…

* * *

Муторные ночные сновидения никак не поспособствовали хорошему настроению с утра. Пребывая в дурном расположении духа я, не выспавшийся и злой, проклинал графа, его приглашение и всю Англию с её овсянкой в целом.

Натянув один из новых костюмов полувоенного образца, пошитых придворным портным по точным указаниям маменьки, я мрачно посмотрел в зеркало. Из него не менее мрачно на меня взирало мое лохматое отражение. Ох уж эта мода на отращивание волос! В сердцах я еще больше растрепал волосы, затем, вздохнув, взял щетку для волос. К черту все эти локоны! Я тщательно расчесал светлые, непослушные волосы, стянув их в хвост. Вот, гладко, строго, прилично, достойно юного принца на белом коне. Где там красивая лошадь из моего сна? Ребячески показав язык своему отражению, я напустил на себя надменный царственный вид и, печатая шаг, вышел из комнаты.

Памятуя о том, что ходить в гости с пустыми руками, как минимум, невежливо, я призадумался. В том, что бутылка настойки придется к английскому двору, я сомневался. Дарить цветы мужчине? Не-не, это не про меня! Так что императорская оранжерея не могла мне помочь… Поломав голову, я решил, что без женской помощи мне не обойтись. И отправился к покоям императрицы.

Софья Андреевна, выслушав мою просьбу, задумчиво приложила палец к губам, что-то прикидывая в уме.

— Говоришь, утонченный, разнаряженный? Так, духи отпадают, ароматы дело очень индивидуальное… Кажется, кое-что у меня есть! — просияв, она стремительно бросилась к изящному бюро, взяла деревянную шкатулку, украшенную затейливой резьбой. Перебирая её содержимое, она невнятно бормотала, отбрасывала что-то в сторону, над чем-то задумывалась… Наконец, она победно воскликнула и подбежала ко мне, шурша шлейфом платья.

— Вот, смотри!

На её ладони лежала миниатюрная золотая брошь, точная копия павлина, распустившего шикарный хвост, украшенный мелкими драгоценными камнями. Не особо разбираясь в украшениях, я, тем не менее, залюбовался брошью, восхищенный изяществом и тонкостью вещицы.

— Это не слишком? Вам не жалко ли, маменька, расставаться с такой чудесной брошкой?

— Думаю, она достаточно хороша для того, чтобы быть подаренной цесаревичем. И легкий намек присутствует!

И она, лукаво взглянув на меня, звонко рассмеялась.

— Действительно, павлин — это первое, что приходит в голову при взгляде на графа… — Вынужден был согласиться я.

— И ещё одно. Мы недавно выписали из Франции одного замечательного кондитера. Десерты, которые он готовит, просто шедевр! Предлагаю тебе захватить дюжину пирожных к чаю! Думаю, граф должен любить сладкое.

— Отлично, маменька! — обрадованно воскликнул я, — так элегантно решили мою проблему!

И галантно поцеловал её руку. Императрица, довольно заалевшись, погладила меня по голове и отметила, что мне очень идет такая прическа.