Ненастье

— Решить проблему её школы, — повторил Басунов. — А вы тут при чём?

Щебетовский загадочно улыбнулся:

— Там учатся дети моих хороших знакомых. Это личная просьба, Виктор Борисович, поэтому я не хотел бы, чтобы вы сообщали о ней Гайдаржи.

Басунов не понял: просьба Щебетовского — подстава или вправду что‑то личное? Басунов выждал пару недель, но майор ни о чём ему не напоминал. Тогда Басунов пошёл в школу Быченко.

Директрису звали Тамара Михайловна. Она изумилась визиту Басунова.

— Надо же! Никак не думала, что ваша организация о нас вспомнит!..

Дело у неё было самое обычное. В 1990 году школа сдала кому‑то в аренду здание теплицы, что стояло на углу школьного участка. Арендаторы собирались открыть там автосервис. Бизнеса у них не получилось: бандиты вскоре отжали сервис, а потом вместо него в бывшей теплице устроили цех по разливу палёной водки. И теперь рядом со школой гомонила и смердела мерзкая псарня, окружённая мусором, где обитали потерявшие человеческий облик алкаши, а заправляли всем кавказцы — они сидели на корточках у входа в теплицу, курили и, прищурясь, разглядывали проходящих мимо школьниц. За теплицей бухали и дрались, торговали наркотой и скупали краденое.

— Представляете, у нас шестиклассники приходили на урок пьяные! — ужасалась Тамара Михайловна. — В милицию мы обращались, но бесполезно. Вот я решила к вам. Егор Иванович Быченко в нашей школе учился, может, он что‑то сделает? Вы же солдаты! Надо прогнать этих грузинов отсюда!

— Там не грузины, — автоматически поправил Басунов; он стоял у окна в директорском кабинете и смотрел на теплицу. — А что Егор Иванович?

— Он просто ничего не успел. Его убили через две недели… Кошмар!

— Хорошо, — сказал Басунов. — Обещаю вам, что я решу эту проблему.

— Мы так признательны будем!.. — расчувствовалась директриса. — Даже не знаю, чем отблагодарить!.. Не деньгами же…

— Да ничем не надо, — улыбнулся Басунов.

— Мы на уроки вас пригласим, чтобы вы нашим ребятам рассказали про Афганистан! — воодушевилась Тамара Михайловна. — И мемориальную табличку повесим, что в нашей школе учился орденоносец Егор Быченко!

— Прекрасно.

Басунов понял, что майор прислал его в эту школу не ради школьников.

Водку в Батуеве бодяжили в подпольных цехах все кому не лень, хотя чаще всего — кавказцы; цеха крышевал Бобон; систему этих цехов называли синдикатом. Синдикат вполне успешно конкурировал с легальным алкоголем «Коминтерна». Басунов догадался, что Гайдаржи не хочет уничтожать цеха синдиката, чтобы не закуситься с Бобоном, а майор не боится конфликта.

Щебетовский натравил спецназ «Коминтерна» на синдикатчиков, но не известил Гайдаржи, чтобы тот не запретил операцию. И что теперь делать командиру боевиков? Басунов долго думал, какую сторону ему выбрать. У Гайдаржи — просто бизнес, бабки. А за Щебетовским — какая‑то сила. Какой‑то замысел. Интуиция подсказывала Басунову предпочесть сторону майора.

Он приехал к теплице вечером в начале апреля. Город обтаивал от снега и стоял по колено в лужах: в синей воде отражались чёрные дома, заборы и деревья; оттуда же, из луж, светила белая луна. Приземистое одноэтажное здание теплицы накрывала двускатная кровля из стальных рам: уцелевшие стеклянные секции были закрашены, разбитые закрывала фанера. В больших воротах теплицы торчала морда «зилка», загнанного на погрузку.

«Афганцы» вошли в цех с автоматами, спокойно и нагло.

Пол в цеху был мокрый и грязный, пахло спиртом и кислятиной. На длинных дощатых столах вдоль стен блестели сотни бутылок, громоздились цинковые кухонные баки и эмалированные вёдра. В углу друг на друге стояли железные бочки с надписями «С₂Н₅ОН» и канистры с запорами. Сверху на шнурах свисали лампочки под жестяными колпаками. Работники (судя по спитым рожам, бичи) что‑то разливали черпаками в пластиковые воронки, таскали звякающие ящики от стола к столу и в раскрытый фургон грузовика. Несколько кавказцев присматривали за производством.

В руках у Басунова был длинный железный прут. Басунов размахнулся и со страшным звоном вдребезги разнёс кучу бутылок на ближайшем столе.

— Кто у вас тут курбаш? — негромко спросил он у опешивших работяг.

Курбашами в Афгане называли командиров в отрядах моджахедов.

Вперёд вышел коренастый надменный кавказец с короткой бородой.

— Со мной гавары, — ответил он.

— Твой гадюшник закрывается, Магомед. Пять минут на сборы.

— Стой! — Кавказец схватил Басунова за руку, не позволяя снова махнуть прутом. — Я Исрапыл, не Мухамат! А ты кто такой борзый? Под кэм ходышь?

— Мы с Афгана ни под кем не ходим.

— Пагады! — Исрапил гневно нахмурился. — Зачем товар бэёшь? Сурхо спрасы, Гылани спрасы — это ых цех! Умалат с Бобоном за всё пэрэтёр!

Басунов оттолкнул кавказца и опрокинул стол с вёдрами.

— Не давады до боя, пыдэрас! — заорал Исрапил. — Ас хья нанн дына! Ты кому отвечать хочешь? Байрбеку хочешь, да? Жопа балэт будэт!

— Ах ты сука! — удовлетворённо произнёс Басунов, вытащил пистолет и, держа его набок, как в кино, выстрелил кавказцу в живот.