Ненастье

И они не отцепятся. «Возможно, скоро они меня убьют», — спокойно думал Герман. У него было пронзительное предчувствие последнего боя. Эту вещую тоску он помнил по Афгану, и сейчас думал только о Танюше, потому что на краю гибели (он знал по себе) те, кого ты любишь, становятся впятеро дороже, а те, кого ненавидишь, оказываются безразличны. Значит, человек не создан для войны. И поэтому он и не стрелял в парней у дровяного сарая.

— Немец, может, сдашься? — крикнул Герману Лега Тотолин.

— Тогда мне верная крышка, — глухо ответил Герман через полуразбитое окно рядом с дверью и крылечком.

— Извини за обстрел, хотя ты сам тоже не одуванчик, — Лега подошёл поближе. — Все психанули. Но Витька не ставил задачу вальнуть тебя. Мы приехали просто взять. Если надо, подранить. Но чтобы живой был.

— Тотолин, ты не школьница, — Герман быстро выглянул и спрятался. Лега стоял перед окном, опустив руки. — Басунову нужен не я, а деньги. Он выбьет из меня, где бабки лежат, и закопает меня. Это как божий день.

— Беспредел давно кончился, Немец.

— Спроси у Витьки про Танцорова — послушай про беспредел.

К Леге подошёл Темур Рамзаев.

— Я отвечаю, Немец, что мы тебя живым Щебетовскому отвезём.

— Извини, Темурчик, не ты решаешь.

Рамзаев оскорбился, сплюнул и вернулся к сараю и Яну Сучилину.

— А почему ментов не вызываете? — спросил Герман из‑за оконной рамы.

— Босс поставил условие: если мы тебя ему привезём, вернёт на работу. Если менты привезут — идите дрочите.

— Я думал, Лега, ты разумный мужик, — с сожалением сказал Герман.

К дровяному сараю с тыла подобрался Басунов — так, чтобы его не было видно из окон домика. Виктор не доверял перемирию.

— Времени на разговоры нет, — Басунов прищурился на закатное солнце. — До темноты надо управиться. Ян, пошмонай на соседних дачах, нужна ещё одна такая бандура, — Басунов пошлёпал рукой по грязной перекладине самодельной лестницы из двух жердин, приставленной к стене сарая. — Лега, Темурчик, не прозевайте Немца. Я отойду перетереть с боссом.

Басунов пошагал по заснеженным грядкам к краю участка — к малине и полосе отчуждения перед железнодорожной насыпью.

— Парни, дайте уйти! — издалека, из домика попросил Герман.

— Конец базару, Немец, — отрезал Темурчик.

— Будет бойня, — предупредил Герман. — Я не сдамся.

С «сайгой» в руках он привалился спиной к простенку. Над ним тикали старые комнатные часы. По доскам потолка разъехались кривые малиновые лоскуты вечернего света — заколоченное окно насекло закат сикось‑накось.

— Убивать не хочу, но буду! Оно вам надо — за бабло для Витюры?

— Басунов сука, но не кинет босса, — с улицы ответил Тотолин.

— А кого он не кинул, Лега? Лихолета? Бычегора? Каиржана?

— Хорош мозги пилить! — разозлился Тотолин и отошёл от домика.

Басунов в это время осматривал край участка Яр‑Саныча, где росли кусты малины. Никакой будки погреба. Вообще никаких следов. Тонкий снег застелил всё ровным чистым слоем. А на чертеже — вот он, погреб. Он не мог исчезнуть. И нарисовать его по ошибке тоже не могли: всё остальное на схеме совпадает до мелочей. Значит, погреб здесь, под землёй, а в нём мешки с деньгами. Басунов достал зажигалку и с уголка подпалил листок с планом.

Вальнуть Немца — ерунда. Убив Немца, можно отвертеться, отсудиться, откупиться. А реально трудным делом станет разговор с Щебетовским. После шантажа Георгия Николаевича все пути назад будут отрезаны.

Басунов по мобильнику вызвал Щебетовского. Ну, с богом.

— Георгий Николаевич? Да, мне есть что сообщить, — Басунов смотрел на поезд, пролетающий мимо Ненастья. — Георгий Николаевич, Неволин больше не проблема. Я знаю, где ваши деньги. И это знаю только я один.

— А где Дибич? — помолчав, брюзгливо спросил Щебетовский.

— Не в курсе. Он опоздал к ярмарке. Я догадываюсь, что вы направили его опередить меня, — Басунов понимающе вздохнул. — Георгий Николаевич, мы с вами давно знакомы. Давайте и дальше вместе работать.

— Что ты имеешь в виду, Витя?

— Я не хочу красть ваши деньги, как Неволин, — Басунов с трубкой возле уха прогуливался по заснеженному огороду. — Но и не хочу возвращать их за пять процентов комиссионных. Георгий Николаевич, я хочу быть вашим компаньоном и совладельцем Шпального. Вы можете переписать на меня акции, или долю уставного капитала, или часть площадей. Можете отдать мне в собственность какую‑нибудь неотчуждаемую структуру… Всё на ваш выбор. Мои фонды пусть остаются в вашем управлении, а я претендую на прибыль с них. В общем, я жду вашего предложения, Георгий Николаевич.

Басунов аккуратно надавил на кнопку отбоя и перевёл дыхание. Дело сделано. И теперь Немец уже не нужен. Надо заставить парней грохнуть его. Это, кстати, тоже не так уж просто, ведь на дворе не девяностые.

Басунов направился к домику Неволина. Высокое свежее пламя заката в зените остывало радужной синевой. Ветви деревьев, столбы и провода на фоне зарева рисовались тонко и чётко, будто нити в оптике прицела. Холод плыл, как невидимая вода. Длинные поезда увесисто летели над насыпью в сотрясении озноба. Пространство цепенело, прорастая льдом по капиллярам.