Ненавидь меня

— Потому что я хочу посмотреть, как ты принимаешь душ, — наклоняясь, он сжимает мою задницу. — Я хочу, чтобы ты притворилась, что ты совсем одна, когда я буду смотреть, как ты играешь с собой, — страстным ртом скользит по моей шее. — Но тебе нельзя кончать, — посасывает чувствительную кожу над моим горлом. — Только после того, как мой член окажется внутри тебя.

Это требование, от которого я бы и не подумала отказаться.

— Мы опоздаем в школу, — вздыхает Аспен, когда я расстегиваю пуговицы на ее блузке.

Сейчас она лежит на диване в гостиной.

Целую и покусываю ее живот, останавливаясь, когда добираюсь до верха клетчатой юбки.

— Мы уже и так опаздываем.

Может, стоит сделать так, чтобы оно того стоило.

Ее глаза закрываются, когда я расстегиваю ее блузку, обнажая белый лифчик.

Мой член напрягается, пульсируя в тесных джинсах.

Расстегиваю застежку лифчика и стону, когда ее сиськи вываливаются наружу.

— Сегодня мы не пойдем в школу.

Мой аппетит с ней чертовски неутолим.

— Мы должны, — говорит она, когда я прикусываю ее бледно-розовый сосок.

Она шипит, резко втягивая воздух сквозь зубы: — Господи.

Я только начал.

Хочу провести весь день, покусывая и посасывая каждый дюйм ее тела, пока она будет лежать подо мной, умоляя о большем.

И как раз тогда, когда ей покажется, что она не выдержит и вот-вот умрет от мучений…

Я накормлю ее грязную киску своим членом. Дюйм за дюймом, пока она не насытится.

Аспен стонет, прежде чем к ней возвращается голос.

— Я должна закончить все с выпускным коми…

Пробираюсь под юбку, заставляя ее замолчать.

Втягивая в рот другой сосок, костяшками пальцев дразню ее киску через влажное нижнее белье.

Она хмурится, приоткрывая рот, когда я продолжаю свою пытку.

— Ты сводишь меня с ума…

Звук открывающейся входной двери прерывает ее.

— Разве вы не должны быть в школе? — бурчит мой отец из прихожей.

Блядь. Они должны были вернуться только завтра.

Отстраняюсь, и Аспен сползает с дивана, попутно застегивая рубашку.

— Ты такой идиот, — кричит Аспен.

Когда я бросаю на нее взгляд, она молча призывает подыграть ей.

Тяжелые шаги раздаются в направлении гостиной.

— Что случилось?

Аспен бросает на меня пронзительный взгляд: — Твой сын вытащил мои вещи из стиралки и бросил их мокрыми на пол.

Когда мой отец кривится, она добавляет: — Теперь они мятые и воняют, — она указывает на свою рубашку. — Я не могу пойти в школу в таком виде.

Это не лучшая ложь, но, судя по раздраженному выражению на лице отца, она работает.

— Ты можешь и пойдешь в школу в таком виде, юная леди, — он свирепо смотрит на меня. — Кто-то должен научить тебя чертовым манерам, раз ты их, очевидно, забыл?

Волоски на затылке встают дыбом.

— Нет.

Его темные глаза сужаются в крошечные щелочки.

— Нет, что?

Это слово на вкус как дерьмо на моем языке.

— Сэр.

Он показывает большим пальцем за свою спину: — Хорошо. А теперь вам обоим лучше тащить свои задницы в школу, или, да поможет мне Бог, помятое белье будет наименьшей из ваших забот.

Аспен с вызовом открывает рот, но я бросаю на нее взгляд, который она игнорирует, потому что упирает руки в бока и рычит: — Извини?

Он яростно смотрит на нее: — Я что, заикался?

Как обычно, она не отступает. Однако он не тот человек, с которым стоит затевать ссору.

— Нет, но это прозвучало как угроза.

Его лицо краснеет от гнева: — Я покажу тебе, как угрожать, маленькая сучка. Самое время, блядь, проявить ко мне хоть немного уважения.

Он бросается на нее, но я оказываюсь быстрее и вовремя вклиниваюсь между ними.

— Садись в машину, — рявкаю, готовый зубами перегрызть ему глотку.

К моему удивлению, Аспен в кои-то веки слушается и выбегает из гостиной.

Теперь остались только мы вдвоем.

— Ты, кажется, забываешь, кому ты верен, сынок.

— А ты, похоже, забываешь, что она не… — останавливаю себя, прежде чем закончить это предложение.

— Она не что? — спрашивает он, провоцируя в ответ.

Я, блядь, не доставлю ему такого удовольствия.

— Ничего.

Он ухмыляется, напоминая мне, что мы не такие уж и разные.

— Я так и думал, — он почесывает подбородок. — Кстати, в следующий раз, когда будешь развлекаться со своей сестрой-шлюхой под моей крышей, убедись, что она придумает оправдание получше. Лгунья — это само по себе плохо, но ужасная лгунья — еще хуже.

На языке вертится вопрос, не расстроен ли он из-за того, что она не хочет отдаться ему, но я знаю, что это только раззадорит его и заставит доказывать свою правоту.

Вместо этого смотрю ему прямо в глаза: — Мы не развлекались. Я же говорил тебе, что ненавижу ее.

Его тон низкий и отрывистый, но в нем присутствует намек на веселье: — И ты продолжаешь это повторять.

— Мы закончили?

Вижу, что он не хочет так легко отпускать меня, но телефонный звонок заставляет его отмахнуться от меня.

Я достаю ключи из кармана и выхожу, подавляя желание вернуться туда и выбить из него все дерьмо, пока у него не перестанет биться пульс.

Однажды.

После обеда направляюсь к своему шкафчику и замечаю, что вся школа взбудоражена сильнее обычного.