Ненавидь меня

Я сразу же иду в гараж и бью по боксерской груше, пока мои костяшки не становятся сырыми и кровоточащими.

Затем я бью по ней еще.

1. you broke me first — Tate McRae

Глава 13 Удача

Эффи

Я убью его. Я убью его, блядь..¹

Я накидываю на себя одежду, которую нашла на полу после того, как вчера вечером порылась в чемодане и оставила все так, как будто взорвалась бомба. Прежде чем топать вниз по лестнице, я вижу на прикроватной тумбочке коробочку с лавандой. Я думала, что не смогу разозлиться еще больше, но я ошибалась. Я подхватываю ее, кипя от ярости, и выбегаю за дверь.

Когда я выхожу на улицу, Финн уже распахнул дверь сарая в переоборудованный гараж и, как он делал всю эту чертову ночь, бьет по подвешенной боксерской груше. Солнце уже поднялось над линией деревьев. Утренний туман еще держится за ягодные поля.

Он не слышит меня, когда я подхожу к нему сзади. Он двигается легко и плавно, с мышц его спины капает пот. Каждый удар излучает мощь, и я с трудом сдерживаю вздох. Только в этот момент, наблюдая за тем, как напрягаются сильные мускулы его рук, я понимаю, сколько гнева и жестокости он держал в себе и выплеснул на мешок.

Я зову его по имени. Он не отвечает, и я повторяю попытку, повышая голос. Довольная, я срываю одну из своих планок и бросаю ее ему в затылок.

"Твою мать…" Он поворачивается, потирает затылок и достает микронаушник. Его хмурый взгляд тает, когда он понимает, что это я. А вот моя — нет.

"Мало того, что я не спала пол ночи от звуков твоих ударов, так тебе еще пришлось просыпаться на рассвете, чтобы продолжить и нарушить то немногое, чтобы я смогла выспаться?"

Он опускает подбородок и высовывает язык, чтобы засосать нижнюю губу под зубы. Он смотрит на меня горячим взглядом, который заставляет меня съежиться. Он тяжело дышит через нос, а его глаза голодно блуждают по мне. Я не могу отрицать, что мое собственное дыхание становится неглубоким под тлеющей тяжестью его взгляда.

"Ты слышала…"

"Ты… это моя рубашка?" Он наклоняет голову в сторону, приподнимает бровь, и на его лице появляется любопытство. Я в ужасе опускаю глаза, по щекам пробегает жар. Должно быть, в гневе я нечаянно набросилась на него.

"Не меняй тему".

Он бросается вперед, как голодный хищник, но останавливается, и мои глаза блуждают по его телу. Его татуированная грудь вздымается и опускается, пот струйками стекает по рельефному прессу. Черные чернила, дугой пересекающие диафрагму, пишут VULPES — прекрасный контраст с его бледной кожей. Кельтские узлы закручиваются и разворачиваются в форме лисьей головы на его грудной кости, а остальная кожа украшена множеством более мелких татуировок в традиционном стиле.

Я сжимаю в руке маленькую коробочку и бросаю ее к его ногам. "И что это за дерьмо? План Б? Неужели ты думаешь, что я позволю тебе засунуть в меня свой член и рисковать тем, что у меня будут бегать маленькие лисята, если я не буду принимать противозачаточные?"

Он смотрит на нее, но не берет в руки, тяжело сглатывая. Он смотрит на меня одновременно сердитым и извиняющимся взглядом, как будто злится, что я не приняла его подарок, но огорчается, что он посчитал это необходимым. "Я не знал".

"Конечно, не знал, потому что ты не удосужился спросить". Моя кровь закипает, температура поднимается вместе с голосом.

Прошлая ночь была ужасной, говорю я себе, пытаясь вспомнить, как дышать.

У меня все еще болит, потому что, несмотря на то, что я сказал в "Дене", это совсем не мало. Напротив, еще задолго до вчерашнего вечера. Момент, о котором я думала годами, как о неосязаемой фантазии, разрушенной тем гребаным бардаком, в котором мы находимся.

Я говорила всерьез то, что сказала вчера вечером. Я не хотел видеть его лицо. Но не по той причине, по которой он думает.

Я не хотела видеть извинения в его глазах, потому что я не готова его простить. Я не прощаю его. Он причинил мне столько боли, а я все равно приползаю за новой. Может быть, он прав, и мне нравится боль. Будь то боль в виде лопатки в его руке или эмоций в его глазах. Может быть, мне нужны жжение, ожог и боль, чтобы почувствовать нечто большее, чем холодная отстраненность, которой пропитана моя повседневная жизнь.

Я знала, что если он будет трахать меня лицом к лицу, то попытается меня поцеловать. И я позволю ему. И какая бы надежда ни мелькнула на его губах, все станет гораздо хуже.

"Тебе идет". Он щелкает подбородком по моему костюму с волчьей ухмылкой. У меня такое чувство, что он намеренно пытается меня раззадорить, чтобы не думать о том, что он слишком хотел намочить свой член, чтобы спросить о защите.

"Ты, блядь, изнуряешь меня, ты знаешь об этом?" Я стягиваю рубашку через голову и бросаю в него. У него отпадает челюсть и раздуваются ноздри, когда он окидывает взглядом мой тонкий бюстгальтер. "Я подобрала ее случайно. Я мог бы заметить, если бы выспалась прошлой ночью".

Он закатывает рубашку, и я замечаю кровь, просочившуюся сквозь ленту вокруг его лодыжек. "Ты можешь брать мои рубашки в любое время. Что мое, то твое, женщина".