Ненависть

Теперь эта девочка стоит у входа в храм. На ней по-прежнему длинная синяя туника, слишком большая для нее, с волочащимся по земле подолом и закрывающими ладони рукавами, подпоясанная кожаным ремешком, белое покрывало, накинутое на волосы и плотно закутывающее голову, как это принято у незамужних девушек из дворянских семей, – так, что видно только лицо. Снова эти огромные, словно нарисованные глаза неопределенного цвета, снова заостренные, как у мертвеца, черты, карикатурно темные и крупные веснуш– ки на вздернутом носике, сухие, плотно сжатые губы. И снова этот голос. Очень детский, выдающий ее настоящий возраст,– и очень печальный. Этой печали так много, что она кажется наигранной.

– Ну что опять? – раздраженно спросила Диз, в который раз тщательно пряча за маской неприязни жгучее любопытство и уже почти привычный страх.

– Ты просто боишься войти.

– Что?! – Оскорбленная гордость – это не маска. Хотя очень удобна в качестве маски.

– Да. Боишься, что получишь не тот ответ, которого ждешь. А потому пытаешься убедить себя, будто нищий, живущий в этой развалюхе, не может быть настоящим Оракулом. Боги не живут в хижинах. На то они и боги, верно? Это нормально, Диз. Так должно быть. Так думают все. Потому храм и выглядит так. Чтобы неспособные принять ответ смогли убедить себя, что их просто обманули. Видишь, как он добр. Но ты иди. Эта иллюзия не для тебя. Тебе понравится ответ.

Диз невольно оторвала взгляд от едва шевелящихся губ и снова устремила его на храм. Нет, в этом мире боги не бывают такими жалкими. В этом мире боги уважают себя. Они любят себя. А потому и мы любим их. Как можно поклоняться тому, кто ни во что себя не ставит?

Хотя, может, Серый Оракул в самом деле аскет?

Диз усмехнулась этой мысли. Почему бы и нет? У богов свои причуды.

Она опустила глаза и почти не удивилась, обнаружив, что девочки уже нет. Диз ни разу за все эти годы не видела, как она появляется и исчезает. Но, надо признать, и то и другое всегда происходило вовремя... как нельзя более вовремя.

Диз глубоко вздохнула, медленно улыбнулась и вошла в храм.

* * *

Зеркальный пол. Четыре тысячи арок, вытекающих друг из друга стройными мраморными волнами, – или это просто двоится, троится в глазах после клубящегося тумана, из которого он только что вышел? Массивные барельефы на резном потолке, словно затейливые сталактиты в соляной пещере. Все это в пыли, в паутине, но, как ни странно, продолжает вызывать трепет. А может, именно поэтому. Запустение – спутник вечности, так она говорила?.. Что ж, ей виднее.

Дэмьен сделал шаг вперед, твердо уперся руками в пояс, широко расставил ноги, набрал полные легкие воздуха:

– Я пришел к Гвиндейл!

Его голос взметнулся к потолку, помчался вдоль бесконечных стен, бесформенных, перетекающих друг в друга сводчатых залов. И исчез.

Дэмьен постоял, вслушиваясь в затихающие отзвуки своего голоса, искажавшие его до полной неузнаваемости. Обычно она появлялась сразу же, как только последний звук терялся в дальнем зале. И вот все стихло, а ее нет. Что ж, он был к этому готов.

– Я... пришел... к Гвиндейл,– четко, но уже не так громко повторил он. Громкость не имела значения – она все равно услышала бы его, даже если бы он шептал. В таком месте, как это, любой звук превращается в грохот.

Ничего. Ни ответного звука, ни тени. «Интересно, сколько здесь народу? – внезапно подумал Дэмьен.– У Оракула, помнится, что-то около десятка приближенных слуг, вдвое больше Хранителей, а жрецов... черт, она же мне говорила... много, в общем. Хотелось бы знать, где они. Под землей? А может, стоят рядами вдоль стен, просто я их не вижу?»

Последняя мысль немного позабавила его, и, когда он крикнул в третий раз, в его голосе явственно слышалась улыбка.

– Я пришел к Гвиндейл!

Черт. Вот это зря. Она может решить, что он смеется над ней. На всякий случай он подождал еще какое-то время. Потом тихо вздохнул. Ему уже не хотелось смеяться.

Кажется, она в самом деле на него разозлилась.

Дэмьен помедлил еще немного, ожидая чуда, потом вынул из кармана подобранную в бору шишку. Он взял ее, не рассчитывая всерьез, что это поможет,– просто поддался минутной ностальгии, но теперь понял, что, раз уж Гвиндейл настолько сильно злится на него, значит, она тоже терзается этой ностальгией. Он сжал шишку пальцами, почувствовав, как впились в кожу шероховатые уголки, сделал несколько шагов вперед, остановился на расстоянии вытянутой руки от того места, где начинался водоворот арок, нагнулся и положил шишку на пол. Отступил, скрестил руки на груди.

И больше не стал звать.

Она появилась через семь ударов его сердца. Ей всегда нравилось это число – она была немного суеверна. Дэмьен знал это и потому не был удивлен ее появлением.