Ненависть

Джихян поднял палец и сделал вид, будто подушечкой стирает статью. Тогда совсем помрачневший Худжун наконец тихонько усмехнулся.

– Это не та технология, которую можно так легко стереть. Все, что попало в интернет, остается там навсегда.

Худжун встал с места и энергично встряхнулся, словно пытаясь сбросить с себя тяжкий груз беспокойства и переживаний.

Этим он хотел сказать, что временным трудностям не сломить его боевой дух.

– На какое-то время мотоциклы запрещены. Вообще старайся не попадаться журналистам на глаза! – крикнул Джихян Худжуну, направляющемуся к двери.

Худжун просто махнул рукой. И не было понятно, прислушался ли он к наставлению менеджера или опять пропустил все мимо ушей.

Он спустился на этаж подземной парковки и подошел к парковочному месту, где стоял его верный железный конь. Казалось, если он прямо сейчас не почувствует сильный ветер, дующий в лицо, спертый воздух подземной парковки раздавит его. С тяжелым сердцем он смахнул черный брезент, служащий его коню одеянием и прикрытием.

– Черт возьми! Ненавижу! – воскликнул Худжун и сжал кулаки.

Его оглушительный крик ударился в потолок и эхом разлетелся по всей парковке.

Худжун пылал от злости и был готов разорвать брезент в клочья. Перед ним вместо его любимого черного коня стоял маленький скутер с выкрученной антенной. На вид ему было лет двадцать или того больше.

Глава 4. Антифанаты объявляют войну!

Выяснить, как репортеру из газеты «Кей спортс» удалось достать номер телефона Гынён, не составило особых трудностей. Сухван позвонил ей и рассказал об этом прежде, чем она успела хоть что-то спросить.

– Один репортер из газеты просил твой номер. Я, естественно, его дал. Он уже звонил? Когда станешь популярной, дашь интервью и нашему журналу? Обещаю сделать тебе много красивых фотографий.

В тот день Сухван с другими друзьями-журналистами пошли расслабиться и посидеть в кафе. Когда он достал телефон, чтобы в очередной раз побродить по бескрайним просторам интернета, то случайно наткнулся на статью с Гынён. Ну и не удержался, растрезвонил всем, что хорошо с ней знаком.

«Он совсем больной? – подумала Гынён. – Какое интервью? Весь этот дурдом происходит как раз из-за того, что меня уволили из журнала».

Сухван на самом деле был простым парнем, беспечным и легкомысленным, но, если дело касалось работы, он словно перевоплощался.

– Я подумаю об этом, если ты перейдешь в другой журнал, – фыркнула Гынён в ответ.

– Что? Зачем мне в другой журнал переходить? – удивленно спросил Сухван. – Что-то случилось? Тебе что-то известно? Нас собираются расформировать?

«Интересно, что у него в голове творится, раз элементарно два плюс два сложить не может?» – недоумевала Гынён.

Возможно, Сухван и сам подсознательно надеялся на такой исход, поэтому и предположил это первым делом. И хоть их желания были в чем-то схожи, вариант с расформированием журнала никак не устраивал Гынён. Потому что тогда некуда будет возвращаться.

– Ты в последнее время не читал никакого триллера о корпоративном насилии?

– Что-то подобное существует? Забавно, я бы хотел взглянуть.

Разговоры с Сухваном всегда затягивали Гынён так, что она даже не замечала, как летит время. А время – деньги.

– Мы с репортером договорились встретиться завтра. Если он твой друг, приходи с ним за компанию. Тоже послушаешь мою увлекательную историю.

– Вот как? – засомневался Сухван и с сожалением ответил: – Завтра вряд ли получится. Мне нужно собрать материал для новой статьи. Давай в следующий раз встретимся, и ты мне все расскажешь.

– Как хочешь, дело твое.

Закончив разговор с другом, Гынён слегка потянулась. Теперь возвращение – это только вопрос времени.

* * *

Встретиться с корреспондентом они договорились в десять утра в одном кафе, известном своими поздними завтраками. Пришел он одетый в темно-синий костюм и белую рубашку без галстука. Подбородок казался бледным, будто он только что побрился.

– Не удалось позавтракать с утра. Вы не против, если я поем во время интервью? Вы сами-то уже завтракали?

Как репортер репортеру Гынён могла ему только посочувствовать, потому что по себе знала, как это тяжело – носиться словно белка в колесе, не имея возможности даже поесть нормально. Мужчина говорил внятно и размеренно, по голосу казалось, будто он немного устал. В компании с ним пришел и фотограф.

– Можно и так сказать. Что хотите заказать? – спросила Гынён, показав ему меню.

– Я здесь не в первый раз, поэтому возьму как обычно. А вы что-нибудь хотите, Гынён? – ответил он с улыбкой, отказавшись от протягиваемого меню.

– Чашка черного кофе была бы как раз кстати.

Мужчина общался с ней так легко и открыто, что Гынён едва не расплылась в широкой улыбке. Однако сейчас улыбчивость и веселость были для нее непозволительной роскошью. Нужно было держать лицо, ведь она жертва, тяжело пострадавшая от несправедливости.

– Шесть или семь чашек кофе в день для журналиста норма, так ведь? Вы же меня понимаете. Однажды журналист – на всю жизнь журналист. Правильно говорят, привычка – вторая натура. Аж страшно от этого.