Ненависть

Причины неприязненного отношения к Арлагулю со стороны административных властей райцентра крылись не только в отдаленности хутора. Однако и это обстоятельство имело немаловажное значение для Коркина, состояние здоровья коего не позволяло ему переносить столь длительные маршруты. От долгой езды у Коркина возникали головокружения, и он — юноша крайне нервный и экспансивный — утрачивал спартанскую бодрость духа, впадал в меланхолию, в результате которой сочинял длинные стихи. По иронии судьбы точно такую же слабость характера имел агроном товарищ Нипоркин, с той лишь разницей, что стихи он писал ежедневно, по утрам, до службы, независимо от состояния духа, погоды и местонахождения. Но Нипоркин, будучи человеком образованным и лишенным предрассудков, не мог освободиться от одной, по его собственному признанию, неприличной привычки, унаследованной им от покойного дядюшки, некогда разъездного агента по реализации швейных машин компании «Зингер». А привычка эта была такова: отправляясь в длительную дорогу, товарищ Нипоркин тайком от ямщика засовывал в сани или телегу банный веник, предварительно вываренный в щелоке, и был твердо убежден, что благодаря магической силе веника его поездки проходят благополучно.

Товарищ Нипоркин ежегодно проводил общее собрание граждан хутора Арлагуля и теперь вяло пытался убедить хуторян в целесообразности землеустройства. Братья Куликовы, одобряемые единодушными выкриками состоятельных мужиков, не давали говорить Нипор-кипу:

Не надо! Не надо этого делать. Жили, слава богу, целый век, пахали, косили, и сеяли, и убытки не терпели.

— Мы знаем, к чему ведет этот передел — к новому сельхозналогу.

— В тринадцатом году вырезали нам клин. А он и посейчас на нашей шее сидит,— кричал Силантий Пикулин.

— Факт! — поддакивал Нашатырь, хотя, как и всегда, плохо соображал, будет ли выгода обществу или вред от земельного передела.

Товарищ Нипоркин пытался что-то возразить, топырил мокрые полуобвислые губы, но пришибленно умолкал, оглушенный неистовым’ ревом братьев Куликовых.

…Земельный клин хутора Арлагуля был усеян горько-солеными озерами и плешинами солончаков. Ленты тучного чернозема уходили в глубь степи, перемежаясь с подзолистой почвой. Самый плодородный южный клин хуторского надела лежал под заимками Епифана Окато-

ва, где на подножном корму зимовали раньше гурты рогатого скота. Этот участок земли был закуплен Епифаном Окатовым у местных мужиков в канун революции, и бывший скотопромышленник считал его священной собственностью вплоть до того времени, когда вместе с домом милостиво благословил хутору и этот участок. Но Силантий Пикулин совместно со своим свояком, зажиточным изворотливым мужиком Архипом Струковым, перенесли на бывший окатовский участок старые заимки и хвалились потом спьяна, что построят там вальцовую мельницу на два постава и откроют конный завод. В прошлом году, когда хуторяне — Капитон Норкин и Проня Скориков — самовольно запахали по десятине бывшей окатовской залежи, рассвирепевший Архип тайно изрубил у незваных гостей постромки, а летом запустил на их полосы лошадей и в одну ночь стравил выросшую на славу пшеницу. После этого случая хуторяне не смели совать нос на участок. Архип Струков и Пикулин почувствовали себя законными владельцами земельного участка. В хуторе мало-помалу все привыкли к этому странному обстоятельству, хотя в поземельных списках сельского Совета участок числился общественным достоянием.

В беспрерывной беготне и спешке Мирону Викулычу даже и в голову не приходила мысль о злополучном участке. Слишком уж много было забот и неполадок, требовавших его неотложного внимания. Но, случайно уловив фразу Окатова о земельном участке, Мирон Викулыч припомнил слова Романа, мимоходом сказанные на колхозном собрании. «Хорошая там земля. Полыни пустотные выжечь — вот тебе и пар тут, и удобрение»,— сказал тогда Каргополов.

Мирон уже не мог больше думать ни о чем, кроме окатовского участка. Да, круто, сплеча, одним хозяйским окриком вопроса тут не разрешишь! Силантий Пикулин и Архип Струков вцепятся в землю обеими руками. «Нет, без района нам этого дела не поднять»,— подумал Мирон Викулыч.

Он с нетерпением ждал возвращения Романа. «Участок! Участок! Не мы будем, ежели не отвоюем его»,— мысленно твердил Мирен Викулыч.

Мирон Викулыч зашел в школу.

— Вот что, Елена Андреевна,— сказал он учительнице, сурово смыкая дремучие брови.— Садись и пиши-ка мне просьбу.

— Куда и о чем, Мирон Викулыч? — спросила Линка.

— Районным властям. Земля нам нужна, нашему колхозу.

— О какой земле речь, Мирон Викулыч?

— О хорошей, о лучшей земле, какая имеется на нашем хуторе.

— Позвольте, уж не пикулинско-струковский ли участок имеете вы в виду?

— Ну да, он самый.

— А стоит ли нам наживать из-за этой земли лишние неприятности, Мирон Викулыч? — настороженно покосившись на старика, спросила Линка.

— Без неприятностей, девушка, мы, конечно, не обойдемся.