Ненависть

Добежав до дома Мирона Викулыча, Кенка упал пластом вблизи покосившегося мироновского крылечка. Сказать что-нибудь толком о случившемся он уже не мог. Его обожженные руки, покрытые вздувшимися волдырями, судорожно подрагивали. Сбежавшиеся к мироновскому дому люди бережно подняли стонущего паренька, внесли в горницу и уложили на кровать. Затем, раздев Кенку, облили его, по совету старых людей, квашеным молоком — первым средством от сильных ожогов, и он понемногу затих.

Мирон Викулыч, Аблай и Линка побежали к амбару. Ветер уже успел разметать обгоревшую солому, откатил от амбара пустую флягу из-под керосина. А шагах в пяти от амбара по-прежнему лежал человек. Мирон Викулыч, Аблай, а за ними и Линка осторожно подошли к нему. Он лежал, подогнув колени, точно пытаясь подняться. Лицо его было строгим, окаменевшим. Это был Архип Струков.

В полночь Линку разбудил настойчивый стук в дверь. Она выпрыгнула из-под одеяла и спросила:

— Кто там?

— Вставай быстрее. Машину из района везут,— послышался в ответ торопливый охрипший голос.

— Какую машину? Кто это?!

Ответа не последовало. Она различила чьи-то легкие, удаляющиеся шаги. Накинув на плечи материнский сак, Линка выскочила на крыльцо.

Было темно и ветрено. Из степи доносилось конское ржание. Заспанная школьная сторожиха Кланька, выскочив следом за учительницей на крыльцо, долго зевала и, торопливо крестясь, говорила басом:

— А я только засыпать начала, слышу — стучат, черти.

— Да кто же это мог быть? — недоуменно спросила Линка.

— Ну кто, как не Ромка. Он, милая, он. Весь хутор теперь подымет.

— Это почему? Что случилось?

— Да ничего не случилось. Сдуру радуется. Сеялку из райцентра привезли.

Линка, к великому удивлению Кланьки, встрепенулась, как птица, и в калошах, наспех надетых на босые ноги, в старом саке, накинутом на голые плечи, стремглав помчалась к дому Мирона Викулыча.

Во дворе у него толпились почти все члены сельхозартели. В центре двора стояла новая сеялка, привезенная Романом из района. Казахи и русские обступили машину, ощупывали ее сияющие диски и рычаги.

Роман, встретив Линку в воротах, взял ее за руку и увел в горницу Мирона Викулыча. Они сели за стол, и Роман, улыбаясь, говорил:

Ну, вот мы и с машиной. Теперь — живем. Правильно, дядя Мирон?

— Конешно, будет повеселее,— ответил Мирон Викулыч.

— Можно начинать пахоту в боевой готовности,— сказал Роман.— Завтра получим из кооператива воровину на постромки. Я привез отношение из райцентра.

Затем, потолковав с Мироном Викулычем о текущих делах артели, о сроках выезда в поле, о продовольственном пайке на дни пахоты, Роман пошел проводить Линку до школы. Взяв ее под руку, он молча слушал ее рассказ о событиях, случившихся за время его отсутствия. К великому удивлению Линки, убийство Архипа Струко-ва, казалось, нисколько не поразило Романа.

— Странно, Роман, ты как будто ждал этого.

— Всего надо ждать…— уклончиво ответил он.

— Неужели они хотели спалить амбар?

— А ты как думаешь? — спросил в свою очередь Роман.— Следствие установит.

Помолчав, Линка сказала:

— Это не так. Ты знаешь, встретилась я вчера с Ока-товым. Возвращалась ночью от Мирона Викулыча домой и вот вижу: стоит Епифан в раздумье посреди площади. Ты знаешь, очень волнует меня этот старик. Подумай только — от всего отрекся. Один как перст!

— М-да,— неопределенно протянул Роман.

— И потом, он говорит удивительные слова,— продолжала взволнованно Линка.— Удивительные слова… Словом, у меня сердце сжимается при виде его. Я знаю, что ты не доверяешь ему.

— А ты? — поспешно спросил Роман.

— Я? — переспросила Линка и с запинкой ответила: — А я ему, знаешь ли, верю…

— А мне ты веришь, Линка? — спросил ее опять Роман.

— И тебе верю.

— И мне веришь, и Епифану Окатову веришь? Линка промолчала. Они подошли к школе и присели

на ступеньку крыльца. Минут пять они сидели в глубоком безмолвии. Роман держал в своей руке ее легкую теплую руку. Он ощущал запах девичьих волос и впервые испытывал непривычное внутреннее волнение. А Линка, вдруг порывисто прижавшись к Роману, сказала:

— Ничего я не понимаю, Роман. Не знаю я, кто виноват и кто прав. Кто же в конце концов Окатовы, Пику-лины, Куликовы?

— Наши враги,— глухо проговорил Роман,

— Скорей всего это так,— протянула Линка.— Но почему живет во мне чувство жалости к Епифану?

— Глупая ты…— проговорил уже мягче Роман, все теснее, все крепче прижимая к себе трепетное тело девушки. Порывисто поцеловав ее маленькие руки, сказал, задыхаясь: — Ну, ничего, ничего. Все равно ты у меня хорошая. Все равно…

Хоронили Архипа Струкова «с выносом». Весь день скорбно перекликались колокола обомшелой церкви и кружились над хутором встревоженные колокольным звоном галки.

Епифан Окатов целый день шатался по хутору из двора во двор и таинственно спрашивал каждого встречного:

— А вы знаете, кто убил Архипа? Вы думаете, его убили подпаски из колхоза «Интернационал»? Нет.

— А кто же? — удивленно спрашивали Окатова люди.

— Нет, убийца Архипа Струкова незрим. Он ходит здесь, среди нас, как антихрист. Он метит многих из нас железным перстом.