Ненависть навсегда

– У тебя, между прочим, сегодня тоже праздник. Сможешь догадаться, какой? – спросила Мари, сияя, хоть шутку готовила дурацкую.

– Международный женский день, что ли?

– Почти. Но нет. Вторая попытка?

Какой праздник может быть у Войнова Глеба восьмого марта? Это точно вопрос с подвохом. Пока Глеб думал, он пил. Прошла секунда, вторая. Так продолжалось, пока Мари не отстранила его кружку.

– Ну-у, давай!

– Да бляха муха, черт его знает, – Глеб вытер влагу с бороды. – Я не знаю. Мне в принципе не симпатизирует восьмое марта.

– Даже если этот день будет означать окончание месяца со ста тридцати процентной выручкой?

– Со ста тридцати процентной?

– Да! Это значит, что выросла и посещаемость. И знаешь почему? Все благодаря нашим нововведениям, а именно твоему решению разнообразить ассортимент пива!

Войнов Глеб чуть не подавился, опять.

– Ты так думаешь?

– Конечно. Это чистый расчет.

– А мне кажется, что все это из-за гениального маркетинга, – Глеб поднял бокал, – из-за скидок и акций. Выпьем за лучших работников месяца!

Стекло издало цок, и Войнов Глеб приложился. В отличие от Мари, которая сделала птичий глоток, он опустошил треть содержимого.

– Ты знаешь, Глеб, о чем я думаю в последнее время? Раз у нас так хорошо складывается, то, может, попробуем реализовать идею с творческими вечерами, о которой ты говорил когда-то?

– Живая музыка по пятницам? Это здоровская идея. Я бывал на таких выступлениях в московском баре, – с пивной отдышкой проговорил он. – Очень крутом баре, внутри он смахивал на театр.

– Может, ты просто пил в театре? – передразнила Мари.

– Там я не бывал ни разу. Хотя публика выглядела такой же культурной.

– Вот! Я того хочу, чтобы у нас изменился контингент. Выступления, как по мне, должны привлечь больше молодежи и творческих людей. «Пивная Яма» находится на одной из главных улиц города, а публика… а публика оставляет желать лучшего.

– На то и Петербург! Здесь каждый второй интеллектуал одевается как было, ты сама это знаешь.

– Я сомневаюсь, что те мужики в кожанках были интеллектуалами.

– Те – исключение из правила.

– Надеюсь. Но есть еще одна проблема. Мне кажется, у нас слишком мало места, где мы посадим условную толпу?

Глеб окинул помещение взглядом. Холодильники и столики, расположенные хаотично, занимали большую часть территории. Места здесь много, подумал Войнов Глеб, только используется оно нерационально.

– Смотри: вот здесь, возле стойки, можно разместить музыкантов. Холодильник передвинуть к противоположной стене. Что один, что второй. Поставим их в ряд.

– А людей?

– Ну, если закупимся столиками и стульями, то устроим посадочные места, например, вдоль правой и левой стены, как в обычных пивных. Так мы спокойно вместим человек двадцать. Можно полукругом, тогда проход будет где-то сбоку, но меньше мест. Вариантов, короче, много.

Когда Глеб осушил свой сосуд и начал наполнять новый, у Мари оставалось еще половина. Если она пила, то очень маленькими глотками. Ну и пусть, Глебу больше достанется. Как-нибудь потом, на случай, когда надумает накидаться вишневым. Но сейчас ему хочется самого крепкого – Бельгийского, практически проспиртованного. Возвращаться к Ореховому казалось чрезвычайно скучным продолжением.

– А ты ведь рисовать любишь, Мари? Никогда не хотела показать миру свои работы?

– Предлагаешь устроить художественную выставку в пивной? Не думаю, что человека, пришедшего купить литр Чешского, заинтересует натюрморт с тыквой и одуванчиками.

– Нет, я не про пивную… – сказал Войнов Глеб, хотя про себя подметил, что в этой идее что-то есть. Сочетать несочетаемое, это будто отдельный вид искусства. – Можно выставить работы на современной арт-площадке. Сейчас это модно, когда на разрушенной кирпичной стене висят картины. И эффектно.

Мари перевела взгляд на потолок, в золотистых глазах работал ум.

– Согласна, выставки могут многое дать. Но для этого нужны знакомства, время, деньги. И мне кажется, много денег. В наше время недостаточно сделать что-то качественное и уникальное, чтобы обрести успех. Нужно приложить кучу усилий для продвижения работы, иначе ее просто не заметят. В мире сейчас чересчур много творчества. Я, скорее, рисую для души, да и вряд ли кто заинтересуется моей мазней.

– Заинтересуются, – запротестовал Глеб, – заинтересуются, и ты сама только что сказала почему. «В мире слишком много творчества». Его много потому, что творчеством многие интересуются. Не меньше восьмидесяти процентов людей на земном шаре, это серые и бесцветные существа, которые соприкасаются с искусством в надежде скрыть свою духовную немощность. Я знаю, о чем говорю. Сам такой. Мне нравятся картины, нравится музыка, но создавать я это неспособен – поэтому я это покупаю. Чем больше выбор, тем больше буду скупать, ведь бездарность никуда не пропадет!

– Я думаю, в каждом человеке есть творческое начало, – невозмутимо ответила Мари.

– Нет, – Глеб горько улыбнулся, – не в каждом.

– Ты очень талантливый, Глеб.