– Ну да, просто обалдеть насколько! Я работаю семь дней в неделю, прихожу домой, ужинаю и ложусь спать. Делаю все это машинально, как робот. В последнее время даже думать перестал – сил не хватает! Живу без мыслей, не говоря о каких-то творческих чувствах. – Глеб акционировал внимание на своем лице, заросшем бородой, и не так давно разбитого в щепу. – Взгляни на меня: какой может быть талант?
Мари всматривалась своими золотистыми глазами, и не сказать, что испытывала омерзение. Она вздохнула, собираясь с мыслями.
– Пусть мы знакомы два месяца, я могу сказать, что хорошо тебя знаю. Знаю, какой ты на самом деле.
– И какой же?
– Я думаю… – Мари подобрала его руку своими двумя маленькими, нежными руками, чтобы продемонстрировать татуировку «пусто» на боковой части пальца. – Я думаю, в жизни не происходит случайностей, и в тюрьме ты сидел неспроста. Такой ужасный: общаешься с компанией подростков, которые выглядят и ведут себя, как настоящие отморозки. Набиваешь мрачные татуировки – чего стоит одна эта надпись. Ругаешься, а еще, когда не в духе, смотришь на посетителя так, будто испепелить его хочешь. Не бреешься, видимо, хочешь отрастить черную бороду. – Она все гладила его костяшки, и Глеб не уразумевал, почему она продолжает это делать после сказанных слов. – Своим внешним видом ты обманываешь всех, кроме меня. Я знаю, ты добрый, Глеб, у тебя светлое сердце, но ты прячешь его от всех – почему?
Войнов Глеб глотнул через силу. Теплые слова, особенно если учесть факт, что в него никогда никто не верил. На него постоянно вешали клише трудного подростка, не отдающего отчета собственным поступкам. Или считали просто за отморозка. Не верила даже мама, иначе она не оставила бы его на произвол судьбы в тринадцатилетнем возрасте, отправив в другой город к старушке. Мама священна, но Глеб никогда не чувствовал ее морального присутствия в минуты трудностей. У них не было этой духовной связи – а с Мари эта близость есть, Глеб чувствует ее. Ощущает так же ясно, как эту влажную ладонь.
Обнаружив, что прикосновение затянулось, Мари отпустила его. Войнов Глеб колебался: ему хотелось перехватить кисть, прижать к губам, покрыть поцелуями пальцы, руку, поцеловать в шею. Спуститься пониже, вдохнуть аромат волос, расстегнуть пуговицу, поцеловать в ключицу… а потом что, спросил внутренний голос, что сделаешь потом? Ничего. Мысль о телесной близости показалась оскорбительной, несмотря на то, что Мари казалась ему красивее других. Раньше такого с Глебом не случалось. Неужели Мари и вправду порождает в нем что-то светлое? Она будто ангел, и если его внешность ассоциируется с демоном, то золотистые глаза и соломенные волосы олицетворяют свет.
– Я не показываю свои чувства, потому что это то же самое, что жить за стеклом. Да и как ты можешь судить о моем «светлом сердце», когда до сегодняшнего момента мы не разговаривали о чем-то таком? Всегда о пустяках.
– Человек раскрывается как раз в пустяках, при самых обыкновенных условиях, когда он ничего не обретает и ничего не теряет.
– Не знаю, в колонии… – Глеб мотнул головой, ощутив омерзение от собственных слов: какой же он непутевый! – … в сложных и суровых условиях люди меняются, показывают свое истинное лицо. Я неоднократно это замечал. Будто бы что-то щелкает внутри, и у человека просыпаются черты, о существовании которых он сам никогда не догадывался.
– Например?
– Например, сколько бывает злости. Сколько безумия.
– А у тебя?
– Я про себя и говорю.
– Но эта злость до сих пор тебя беспокоит? Или уже прошла?
– Вроде бы прошла.
Неуверенный ответ Мари не смутил.
– Все проходит со временем, и эти трансформации личности тоже. Человек может сколько угодно выходить из зоны комфорта, чтобы развить в себе определенное качество, но если вдруг перестанет поддерживать развитое, он каждый раз будет возвращаться к состоянию, в котором ему проще и удобнее жить…
Попивая, Глеб задумался. Неужели он говорит с девочкой, или ему кажется? Такой философский, постигаемый будто бы только на интуитивном уровне смысл заключен в ее словах. Мало того что у Мари имеется сформированный взгляд, удивляла еще та простота, с какой она выразила такую громадную мысль.
– … как моя подружка, которая посчитала, что стеснительность – это ее комплекс. Она записалась на тренинги и начала читать какие-то психологические книжки про то, как правильно заводить знакомства.
– Такие книги популярны у мальчиков-подростков, – заметил Войнов Глеб.
– Я ей то же самое говорила! Ха-ха! Но ей было все равно. Она хотела побороть скромность, ведь прежде всего ей это нужно было для работы. И своего добилась! Где-то на второй месяц она свободно выступала на публике, не краснела, не запиналась. Когда все начало получаться, она перестала посещать тренинги, а спустя еще какое-то время перешла на другую должность, где начала работать с одними документами. И такими маленькими шажками она вновь вернулась к прежней версии себя: стеснительной и неспособной поддержать беседу в незнакомой компании.