Ненависть навсегда

За стеклом скользили оранжевые стены старинного университета, окрашенные подсветкой. Почти под самым небом, в сумрачных облаках, как костер пылала башенная верхушка. Больше чем в половине окон тридцати этажного здания горел свет, и это казалось величественным… и даже красивым. Жемчужный Володя задумчиво почесал подбородок. А ведь неплохо было бы здесь учиться. Но как все повернется, кто его знает?

Только в одном он уверен: нельзя опаздывать на тренировку. Никак нельзя. Сегодня у него по плану отработка скоростных ударов.

Глава 41

Глеба разбудил телефон, который дребезжал пятый раз подряд.

– Алло, – простонал он.

– Глеб, наконец-то я до тебя дозвонился, доброе утро. – Альберт Владимирович замолк прислушиваясь.

– И вам доброе.

– Прости, разбудил, но дело такое: Мари все еще болеет, а заменить ее некем, сам понимаешь. Не мог бы ты сегодня пораньше выйти? – Глеб задумался. Мари на больничном уже четыре дня, хотя отпрашивалась всего на два. И вот сегодня наступил пятый, и она опять не вышла. Начальник расценил молчание за колебание. – Забыл сказать, что я тебе тоже премию выписал. Плюс за переработку доплачу.

– Да, хорошо. – Сказал Глеб, вешая трубку, но про себя решил, что все ужасно. А ведь он верил, что она просто заболела.

Прежде чем встать, Войнов Глеб выждал пару минут. Голова раскалывалась. Сколько можно ступать на одни и те же грабли? Если пьешь темное пиво, то пей его весь вечер, не нужно перескакивать на сладкие напитки, сидр, медовуху или еще что-нибудь, бляха муха!

Восемь сорок утра. Очередной будний день. В очередной раз он не выспался.

Первым делом Глеб выпил анальгин и почистил зубы. Холодная вода придала лицу более свежий вид. Вот бы и изнутри можно было так очиститься, подумалось ему, а то на душе совсем гадко.

Ситуация с Мари возвращалась помимо воли. Если бы только была возможность перемотать время, он сделал все по-другому: не стал бы лезть к Мари под платье. Странно, конечно. Сначала она вроде бы поддавалась на его ласки, отвечала взаимностью, а потом вдруг взяла и убежала… хотя понять ее нетрудно. Мари не заслуживает к себе подобного отношения. Она из другого теста, внеземная, будто ангел – а Глеб хотел поиметь ее в пивной, в служебном помещении. Никого иметь он не хотел! Он желал заняться любовью… но разве имеет значение это сейчас?

Войнов Глеб открыл Пивную Яму в десять, но посетители до полудня не появлялись. Время в безделии тянулось томительно. Было тоскливо. Особенно одному. Висевшее на крючке пальто приносило смешанные чувства.

Когда позвонил Альберт Владимирович, Глеб оживился. «Ты разбираешься в документации?» – спросил начальник. «Нет». «Это плохо, мне нужно собрать бумаги для продления лицензии. Не знаю что с Мари, но, мне кажется, она собирается увольняться. У вас с ней там ничего не произошло?» «Да вроде как нет, – ответил Глеб с внезапным чувством опустошенности. – Скажите ее адрес, я могу занести документы. Она со всем разберется». «Давай, а заодно скажешь ей, чтобы поправила отчетные ведомости с декабря месяца»

Войнов Глеб закрыл пивную и поехал по адресу. Мари жила почти что в центре, недалеко от Исаакиевского собора, в голубом старинном доме. Отыскав лестницу №1, Глеб зашел в открытую дверь. Лифт имелся, но не работал. Пришлось подниматься на четвертый этаж на своих двух. В крупных продолговатых окнах мельтешил его бомбер. Чуть слышно кашлянув, Глеб позвонил в квартиру под номером четырнадцать.

Послышался детский веселый визг, а затем скрип паркета, приглушенный толщей стен.

– Кто там? – раздался голос, один звук которого воскресил в душе радость.

– Мари, это Глеб. Не могли бы мы поговорить?

Шум за дверью стих. Стих так быстро и сразу, что возникшая тишина казалась неестественной. Не хочет ли Мари притвориться, будто дома никого нет? Поздно, он уже слышал ее голос. Войнов Глеб держал руки в карманах, чтобы они не потянулись и не нажали на звонок снова. Прошло пару долгих мгновений, прежде чем Мари вышла в коридор.

– Глеб, – приветливо начала она, покосившись на сумку, – как твои дела? Ничего серьезного не случилось? Я удивлена, что ты пришел. – Красные щеки служили тому подтверждением. Без косметики ее лицо было не менее красивым.

– Ничего серьезного. Я просто хотел занести документы. Еще пальто, которое ты забыла на работе. – Войнов Глеб глотнул, ощущая, как голос обрывается. – И попросить прощения за тот случай восьмого марта…

– Все в порядке.

Но ее слова как будто не имели значения. Ему предстояло сказать самое важное – признаться в своих чувствах. Но как правильно выразить такое громадное чувство, что захватывает дыхание?

Глеб протянул сумку, прежде чем позади Мари поднялся топот, настолько сильный, что сбил его с мысли. По квартире передвигались скачками. Мари подперла дверь в тот самый момент, когда в нее начали стучать и смеяться.

– Мам, – кричал детский голос внутри, – мам, это папа с работы пришел? Хи-хи! Открывайте давайте!

В дверь ломились с такой веселой силой, что Мари не удержала, и ребенок вывалился в коридор. Краснощекий, с золотистыми глазами, он заметил Глеба и смутился.