Ненавистный брак (ЛП)

- Поступки Лаврецкого трудно понять, Лиза, ясно только одно – в сердце этого молодого человека идет тяжелая борьба.

Елизавета Ивановна побледнела как полотно. Козни брата были ядовитой стрелой, вонзившейся в душу девушки и поразившей не только ее гордость, но и более глубокое, благородное, личное чувство, которое мы называем достоинством. Дмитрий был хитер и коварен под стать матери, и ловко сменил тактику.

- Я говорю так, потому что знаю, ты меня поймешь. Мне больно от того, как с тобой поступают. Ты ведь моя сестра, я уж не говорю о собственной гордости. Трудно быть отверженным из-за того, что беден.

- Но Федор не способен…

- Откуда нам знать, Лиза? Тебе было безразлично, что у Лаврецкого нет денег, а Федору Михайловичу твое приданое нравилось больше, чем ты думала. Все признаки налицо, сестра.

Дмитрий не спеша вышел из библиотеки, уверенный в силе своих жестоких слов. Лиза стояла неподвижно, низко опустив голову, а потом также медленно пошла на террасу и с расстроенным видом посмотрела на пустынную, безлюдную дорогу, на которую уже опускался осенний вечер.

- Не может быть, – тихо прошептала она самой себе. – Но если это не так, почему он уехал, не дождавшись меня?

Скрестив на груди руки, и меряя землю широкими шагами, Александр Павлович Карелин беспокойно расхаживал перед грубой деревенской постройкой, соседствующей с его оранжереями. Отсюда хорошо виднелась извилистая кромка ручья, разделявшего владения, и длинная тропинка, бегущая среди лип. Чуть дальше, среди зелени, поблескивал серебристым отражением заброшенный пруд, по водной глади которого еще плавали немногочисленные лебеди. Катя, старая, заботливая служанка, внимательно присматривалась к каждому жесту барина. Она бродила вокруг него и будто не решалась отойти.

- Ты пришел от Керловых, батюшка? – наконец отважилась спросить она. – А полковник-то как?

- Очень плохо, Катя, – грустно ответил Карелин. – Если он выживет, то останется парализованным, или что-то подобное.

- Вот так и рушатся знатные семьи. Должно быть, сам бог карает Павлу Петровну.

- Катя… Почему ты считаешь, что бог должен покарать Павлу Петровну?

- Потому что когда-то она заставила тебя страдать. Она унизила тебя, когда ты был беден. Разве ты уже позабыл, как она выгнала тебя?

- Конечно, помню, Катя, но, по прошествии лет, все выглядит иначе. Вполне возможно, Павла Петровна виновата вовсе не так сильно, как мне думалось тогда. Она была богата, избалована, а я заявился в ее дом почти что нищим. Что я мог требовать от неразумной, легкомысленной барышни? Тогда она думала только о золоте… как думает только о нем и теперь.

- Батюшка, какую б'oльшую кару, чем бедность, может послать ей господь?

- Мне было бы все равно, Катя, если бы при этом страдала только она. Забавно, но я не испытываю удовольствия, думая о том, что она страдает, потому что за ее вину будут расплачиваться невиновные. Вот о чем я думал с тех пор, как пришел.

Карелин задумался о старом полковнике Керлове. Он снова мысленно представил мучительную тоску разорившегося дворянина в его просительном взгляде. А еще князь подумал о горделивом, неудержимо вспыльчивом создании, которое ему довелось увидеть в совершенно ином свете. Карелин подумал о губах Лизы, и с его уст невольно сорвалось:

- Ради невинных, Катя, мне придется спасти виновных...

…А в этот самый миг Керлов медленно и печально говорил своей дочери:

- Лиза, мне не хотелось бы умереть, не оставив рядом с тобой честного, бескорыстного человека, любящего тебя такой, какая ты есть. Человека достойного, прямого и благородного, такого... как Александр Карелин.

Глава 2

Павла Петровна отослала дочь к себе, а сама осталась у постели Керлова вместо нее. Она поговорила с мужем несколько минут о выгодах брака Лизы с Карелиным. В данном случае полковник был полностью согласен с женой, но, тем не менее, возразил:

- Больше всего на свете Лиза хочет быть счастливой, Павла, и мы не должны принуждать ее к этому браку. Не нужно говорить ей о выгоде. Как это ни горько, но я заметил, что наш великодушный друг, Александр Павлович, ничуть ей не симпатичен.

- Я не собираюсь ни принуждать ее, ни давать советы, Иван, – лицемерно уверила мужа Павла Петровна. – А сейчас извини, я отлучусь на минутку по делам. Пойду к Лизе, дам ей успокоительное, чтобы она отдохнула. Лиза такая нервная и чувствительная, что я боюсь за ее здоровье.

Павла Петровна кликнула свою доверенную служанку Татьяну и оставила ее вместе с больным, а сама пошла заваривать травы. Приготовив отвар, она отнесла его Лизе, которая уже собиралась ложиться в постель.

- Ложись, ложись, доченька, – ласково посоветовала она, – а то за окном уже ночь совсем. И не думай, что я позволю тебе заболеть из-за какой-то причуды. Вот, выпей это, ты уснешь, крепко поспишь и успокоишься.

Лиза послушно выпила отвар, сопротивляться не было сил. Она очень устала, душа болела, а на сердце было пусто и тоскливо.

- Какая горечь! Что это, маман?

- Успокоительный отвар. В твоей жизни сейчас не лучшие времена.