Лиза опустила голову и крепко сжала губы. Она была абсолютно уверена в том, что они разорены, и беспокоилась о здоровье пап'a. Его болезнь представлялась ей долгой, если не фатальной. Но дело было не только в этом: к семейным печалям примешивалось еще воспоминание о Федоре и нетерпеливое, страстное желание снова встретиться с ним и выслушать его оправдания. Приняв решение, Лиза резко обернулась к матери.
- Пообещайте оказать мне одну любезность, маман.
- Все, что пожелаешь, но после того, как отдохнешь.
- Это нечто очень важное для меня. Дело в том, что к нам должен прийти один мой друг. Он непременно придет и спросит пап'a.
- Ты имеешь в виду поручика Лаврецкого? – как можно естественнее спросила Павла Петровна.
- Да, боюсь, Вы не очень жалуете его.
- Не беспокойся, родная, речь не обо мне. Я не собираюсь вмешиваться в твои дела. Мне нужно что-то передать ему, если он придет? Вот уж не думала, что чем-то обидела этого молодого человека.
- Конечно, нет, маман. Окажите милость, передайте ему, что...
- Все, что хочешь, но вчера ты сама не захотела выслушать его.
- Мне кажется, между нами возникло недопонимание, и мне хотелось бы прояснить все разом. Пришлете кого-нибудь за мной, когда придет Федор Михайлович.
- Разумеется, я позову тебя, обещаю. А теперь, спи спокойно. Я благодарна тебе за твою искренность. Девочка моя, маленькая, никто не желает тебе большего счастья, чем я! – Павла Петровна поцеловала дочь в лоб. Конечно же, она говорила эти слова от души, думая, что настоящее, неоглядное счастье заключается в вольготной жизни и удобствах, когда не нужно беспокоиться о деньгах. Павла Петровна была тщеславна и честолюбива, и ее сердце никогда не испытывало иных чувств.
Лиза уже выпила отвар, и теперь лежала в постели, умиротворенно закрыв глаза. Павла Петровна заботливо укрыла дочь мягким шерстяным одеялом и неторопливо вышла из спальни.
В половине двенадцатого утра Дмитрий подошел к матери, сидевшей подле постели мужа. Они вдвоем отошли от кровати полковника и остановились у окна в дальнем углу просторной спальни.
- Маман, Федор Лаврецкий не придет сюда сегодня, – понизив голос, доложил Дмитрий. – Днем он в тоске и печали будет ждать Лизу у озера, и не сдвинется с места, пока не потеряет последнюю надежду, или не придет его время заступать на караул в казарме.
- Прелестно-прелестно. Лиза проснется не раньше двух, и когда она спустится, все подтвердят ей, что никто не приходил. А если этот юноша все же решится прийти, Борис знает, что ему ответить. Ах как жаль, что он не уехал вместе с новобранцами на одно из этих военных учений!..
- Мы могли бы немного ускорить это дело, полтора месяца его отсутствия. Нужно подождать, не принесут ли пап'a бумаги о назначении. Несмотря на болезнь, он должен подписать приказ.
- Как только доставят бумаги, принеси их мне. На время я сделаюсь его порученцем. Так мы одним выстрелом убьем двух зайцев: я не позволю ему переутомляться, а мы добьемся своей цели...
И действительно, чуть позже подполковник Пресков прислал полковнику на подпись несколько бумаг. Павла Петровна любезно взялась отнести бумаги мужу.
- Тебя никогда не интересовали мои служебные дела, Павла… – удивленно пробормотал тот.
- Твоя служба, возможно, единственное, что осталось нам отныне и впредь, – Павла Петровна тяжело вздохнула, – поэтому я и взялась помочь тебе. Я прочту тебе бумаги, а ты продиктуешь мне ответ, я его запишу – вот и всё. Так ты не устанешь.
Полковник лежал в кровати, положив голову на огромные подушки, на фоне которых четко выделялось его бледное, как мел, лицо. Он с благодарностью посмотрел на жену, принимая ее помощь. Через несколько минут все нерешенные вопросы были улажены. Когда они добрались до отправки офицеров с новобранцами на полевые учения, Керлов заметил, что подполковник мог бы сам решить этот вопрос, и ограничился диктовкой списка офицеров, которым надлежало отправиться в поля. Павла Петровна без лишних вопросов, не дрогнув лицом, вписала в него вместо одного из офицеров Лаврецкого. Керлов подписал бумагу, и Дмитрий вызвался передать бумаги ординарцу подполковника.
Мать с сыном довольно улыбнулись, глядя на удаляющегося ординарца, везущего Лаврецкому приговор…
Федор в отчаянии встал со скамейки, сидя на которой безуспешно поджидал Лизу вот уже несколько часов. Он достал из кармашка серебряные часы и, взглянув на циферблат, понял, что пора возвращаться в казарму. Приближалось время заступать в караул. В то время как его лошадь шагала по аллее, все больше удаляясь от дома, с противоположной стороны по широкой дорожке прямо к двери тоже верхом подъехал другой человек. Его лошадь была самой красивой из тех, что когда-либо видел поручик. Федор заметил, как высокий, крепко сбитый мужчина спешился, передал поводья первому подбежавшему к нему слуге и, по-хозяйски уверенно ступая, исчез за большой дверью.
- Карелин, – тоскливо прошептал Лаврецкий. – Он пришел сюда, как к себе домой!