Резко оборачиваюсь к нему, смотрю прямо в глаза, насмешку в них выискиваю. Не найдя, теряюсь.
— Демид, это же ответственность.
— Если бы я этого не понимал, мы бы встретились глубокой ночью в тёмной подворотне. А так…
— А так, наверное, все решат, что очередная глупая первокурсница попалась на огонёк.
— Но это ведь неправда, — дёргает плечом. — В таком случае, какая разница, что у кого на языке болтается?
— Ты прав, но… Ладно! Поехали! Пусть говорят, мне не в первый раз с дураками дело иметь.
— Намёк понят и принят, — смеётся Демид и заводит мотор.
За считанные секунды корпус остаётся за спиной. Цепочка горемычных общаг мелькает за окном, я жадно вглядываюсь в наше здание, а в нём уже во всю идёт ремонт. Вздыхаю. Мне нравилось жить в общежитии — там было весело и душевно.
— Не переживай, скоро всё отремонтируют, вернётесь в свои клетушки, — читает мои горестные мысли Демид и гладит меня по руке. — Не хочу, чтобы ты была грустная.
— Не любишь утешать девушек? — смотрю на Демида с любопытством, но он лишь плечами пожимает.
— Не люблю, когда одна конкретная синеглазая девушка грустит, а на остальных и их горести мне плевать.
— Так уж плевать?
— Целиком и полностью.
Моё сердце гулко стучит, как бывает всякий раз, когда Демид позволяет себе такие намёки. Когда заставляет верить, что я снова для него — больше целого мира.
— Приехали, — улыбается Демид и кажется абсолютно счастливым.
— Наше второе свидание будет на стадионе?
— На крытом стадионе! — поправляет меня, важный, будто наличие крыши над футбольным полем что-то кардинально меняет. — Ну что? Будешь за меня болеть?
Демид отстёгивает свой ремень безопасности и подаётся ко мне. Снова тёплыми губами висок задевает, в щёку целует — нежно и трепетно. Это не поцелуй даже, ласковое касание, приличное до целомудрия, но грешное в своей сути.
В этом весь Лавров — если он впускает тебя в свою жизнь, то делает это сразу и стремительно. Не давая возможности остановиться, перевести дух, подумать. Просто берёт за руку и тащит за собой.
И я иду за ним, куда скажет. Потому что наконец верю: после всего, что мы пережили, после вскрытой правды и фокусов моей матери, Демид меня больше не обидит.
Никогда.
Только тоненький голосок интуиции пищит в голове: в любой момент всё снова может сломаться. Рассыпаться в пыль.
33. Ярослава
Ни в одной из тех статей о втором свидании не говорилось о таком сценарии.
Демид просто привел меня на трибуны, усадил на лучшее место и, чмокнув в щеку, убежал демонстрировать свои таланты.
Я совершенно ничего не понимаю в футболе, а тренировка так и вовсе кажется бессмысленной штукой. Толпа потных парней бегает по полю из стороны в сторону, дерутся за мяч, норовят поскорее закинуть в сетку, и всё это под оглушительные крики тренера. Яростный мужик! А ещё свистит так, что у меня уши закладывает.
Не знаю, как терпят это парни, я бы от страху умерла, если бы огромный мужик так орал на меня!
Лаврова он выделяет особенно, обращает на него повышенное внимание, а по мне лучше бы поменьше. Потому что тренер кричит на Демида громче, чем на других, даёт повышенные нагрузки, выжимает сто потов. Угробить, кажется, решил.
Каждый раз я подскакиваю на трибуне, ойкаю, но Демид, похоже, привычный. У него совершенно безразличное выражение лица, он делает, как просят, и постепенно я начинаю вникать, не пугаясь свистков и криков.
Демид двигается стремительно. Как молния носится по полю, уводя мяч в сторону, обходит противников, бежит, будто бы все законы физики нарушает. Такой целостный и гневный, красивый до спазмов в животе от переполняющих его бабочек.
Однажды я прочитала фразу, что у каждого человека есть талант. Просто не каждому везёт его в себе вовремя открыть. Демиду повезло — он будто бы родился в обнимку с мячом, и он к его ноге держится, как приклеенный.
Красиво. Я любуюсь Демидом, жадно ловлю каждое его движение. Искренне переживаю, когда у кого-то из команды получается его обвести, и изо всех сил радуюсь, если Лавр возвращает себе мяч.
До того увлекаюсь зрелищем, что не замечаю, как тренировка подходит к концу. Парни покидают поле, едва волоча ноги. Устали, а мне даже смотреть на них больно.
Тороплюсь на выход, едва не цепляюсь за последнюю ступеньку, нос не ломаю о пол. Но судьба милует от позора, и я успеваю вылететь за дверь раньше, чем всё-таки расшибусь.
Демиду, наверное, нужно восстановить силы. А это значит что? А это значит кофе! Но не судьба.
С Никитой я сталкиваюсь в коридоре, и просто так уйти он мне не даёт: преграждает путь, улыбаясь.
— Если бы я знал, что тебя тут встречу, то не штангу жал, а цветов купил, — Никита, в модном спортивном костюме, с огромной сумкой на плече не выглядит человеком, который только что вышел с тренировки.
Как всегда беззаботный и улыбчивый, даже щеки не разрумянились.
— Нет уж, без цветов лучше, — я решаю, что нужно наконец расставить все точки по местам.
Пусть здесь, в коридоре спортивного центра, но разрубить узел, который сам по себе не рассосётся.