Неночь

Женщина развернулась и исчезла в двустворчатых дверях, подняв вихрь из черной ткани. Десница со свитком шагнула вперед и сверилась с пергаментом.

– Аколит Трик?

Тот сделал глубокий вдох и вышел из ряда.

– Я.

– Следуй за мной.

Мия наблюдала, как юноша проходит вперед вместе с Наив. Гадала, что его ждет. Попыталась отмахнуться от воспоминания об их последнем разговоре. От вины, что причинила ему боль. В его глазах горел такой гнев… Если за этими дверями находилась их смерть, ей хотелось бы исправить ситуацию. Но Трик уже ушел, пересекая порог без оглядки, и двери за ним бесшумно закрылись. Мия ощущала в своей тени Мистера Добряка, привлеченного растущим страхом вокруг нее. Посмотрела на Тишь. На Эшлин. Задумалась, рассказал ли ей отец, чего стоит ждать от последнего испытания.

Трое молча ждали в тени статуи. Шли минуты. Долгие, словно годы. Единственным звуком было извечное пение призрачного хора. Наконец двери распахнулись, и вышел Трик. Челюсти сжаты. Лицо бледное. Но с виду целый. Он встретился взглядом с Мией, и она разглядела печаль в его глазах. На секунду ей показалось, что он заговорит. Но, не промолвив ни слова, Трик спустился с Десницами по спиральной лестнице и исчез из виду.

Эш смотрела строго перед собой. Заговорила шепотом, почти не двигая губами:

– Будь уверенной, Корвере.

– Аколит Мия.

Десница у двустворчатых дверей смотрела на нее с ожиданием. Мистер Добряк замурлыкал в тени. Мия вышла вперед, сжав кулаки.

– Я.

– Следуй за мной.

Мия сошла с помоста. Рядом вновь оказалась Наив, чтобы провести ее, как и Трика. Когда они дошли до порога, женщина коснулась ее руки и кивнула.

– Держи ее крепче, Мия Корвере. Держи близко.

Мия встретилась с ней взглядом, но не успела спросить, что Наив имела в виду. Девушка повернулась и последовала за Десницей по длинному коридору из темного камня. Единственным звуком были их тихие шаги, песня хора приглушилась, когда двустворчатые двери закрылись позади. В конце коридора ждал просторный купольный зал с прекрасными большими арочными окнами из витражного стекла. На них были нанесены абстрактные узоры – кроваво-алые спирали, которые извивались и закручивались. На полу накладывались друг на друга двенадцать лучей света.

Став в центре зала, Мия увидела Достопочтенную Мать Друзиллу. Ее руки были спрятаны в рукавах мантии, и она вновь сияла своей узнаваемой терпеливой материнской улыбкой. Обсидиановый ключ поблескивал на своем привычном месте – цепочке на шее – под мирные вздохи. Мия настороженно подошла, осматривая тени и радуясь не-глазам на своем затылке.

Девушка не могла не заметить, что пол у ног Друзиллы был влажным.

Недавно отдраенным.

– Приветствую, аколит.

Мия сглотнула.

– Достопочтенная Мать.

– Это твое последнее испытание перед посвящением. Ты готова?

– Полагаю, это зависит от испытания.

– Оно довольно простое. Секунда – и дело сделано. Мы так хорошо вас отточили, что вы можете рассечь свет на шесть кусочков. Но прежде чем посвятить вас в глубочайшие таинства, мы должны убедиться, что в действительности бьется в ваших сердцах.

Мия вспомнила о камере пыток в Годсгрейве. «Исповедников», которые избили, обожгли, едва не утопили ее во время проверки на верность лорду Кассию. Тогда она не сломалась. И сейчас не сломается.

– Железо или стекло, – сказала Мия.

– Именно.

– Разве мы уже не ответили на этот вопрос?

– Вы доказали свою преданность, да. Но если будете служить Клинками Матери, то увидите смерть во всех ее оттенках. Собственная смерть – это лишь один из них. Вот другой.

Мия услышала шаркающие шаги в тенях. Увидела двух Десниц в черном, которые тащили между собой брыкающегося человека. Юношу. Едва подростка. Распахнутые глаза. Зареванные щеки. Связанный и с кляпом во рту. Десницы приволокли его в центр круга света и заставили пасть на колени перед Мией.

Девушка посмотрела на Достопочтенную Мать. На эту милую улыбку матроны. На эти мудрые добрые глаза с морщинками, разбегающимися из их уголков.

– Убей этого мальчишку, – приказала женщина.

Три слова. И каждое весило тонну.

Весь мир будто замер. Мрак сдавливал ее со всех сторон. На плечи возложили груз, который пытался ее раздавить. Стало тяжело дышать. Тяжело видеть.

– Что? – выдавила Мия.

– Может наступить время, когда на службе у этой конгрегации тебя попросят положить конец невинной жизни, – сказала Друзилла. – Убить ребенка. Жену. Мужчину, который жил добро и честно. Но в твои обязанности не входит задавать вопрос почему. Или кого. Или что. Твой долг – только служить.

Мия посмотрела в глаза мальчишке. Округлившиеся от ужаса.

– Каждая смерть, которую мы навлекаем, – это молитва, – сказала Друзилла. – Каждое убийство – подношение Той-Кто-Все-и-Ничего. Матери Священного Убийства. Деве, Матери и Матриарху. Она оставила на тебе свою метку, Мия Корвере. Ты – ее слуга. Ее последовательница. Возможно, даже ее избранница.

Пожилая женщина протянула ей ладонь, в которой лежал кинжал. Заглянула Мие в глаза.

– И если ты перережешь этому мальчику глотку, то станешь ее Клинком.