Неночь

Гарнизон и близко не был таким просторным, чтобы вместить семьдесят людей, и, естественно, уже через час после прибытия фургона в Последнюю Надежду этот костеродный мудак Гарибальди (который до сих пор тосковал по своему похищенному гребаному коню – мужик столько о нем ныл, будто у него украли невесту) явился в «Старый Империал» и быстренько снял все свободные комнаты. До того, как Волкоед сможет увезти новоприбывших к цивилизации, оставалась еще как минимум неделя, и Данио уже начал мечтать о состоянии, которое заработает на них за это время.

Пока не узнал, что у этих ублюдков, разумеется, не было денег.

Даже парочки ржавых «бедняков».

Он промаршировал прямо в гарнизон, стукнул по двери и потребовал общения с главным среди этих дрочил. В поле зрения медленно вышел здоровяк со шрамами и назвал себя судьей – судьей, на минуточку! – всего легиона люминатов. Затем сказал Жирному Данио, что «Старый Империал» и вся его провизия были реквизированы в целях «охраны и безопасности Итрейской республики». Центурион Конееб одарил Данио самодовольной ухмылкой, а какая-то блондиночка, которая выглядела достаточно юной, чтобы годиться в дочери этому придурку Рему, виновато пожала плечами, и перед носом Данио захлопнули дверь.

И вот так он начал заниматься гребаной благотворительностью. Пальцы истерлись от тяжелой работы. Его зал и каждая спальня были набиты ворчащими, пердящими, неблагодарными ублюдками люминатами. Жрали они, как черниломаны в загуле. Бухали, как рыба на суше. Смердели, как сортир в истиносвет. И бедному Данио за это ничего не платили.

С тех пор как эти псы прибыли в Последнюю Надежду, прошло уже три перемены. «Кавалеру Трелен» оставалось плыть еще четыре неночи, если ветры будут благосклонными, но, судя по «удаче» Данио, он бы не удивился, если бы Волкоеда и весь его экипаж выбросило на какой-то мифический Остров Вина и Шлюх, где они с радостью решили бы задержаться.

Кладовая «Империала» была выпотрошена от кормежки всех этих солдат три раза в сутки четыре перемены подряд, и Данио приходилось готовить одни супы да тушенку. Этим вечером на ужин был бульон из костей тунца, которого он подавал прошлой переменой. Трактирщик оставил его кипеть на горелке, а сам пошел в зал, чтобы налить всем по очередному кругу выпивки. Все солдаты, проживающие в пабе, теснились за столиками – по восемь человек за одним. Никакие разговоры об «охране и безопасности Итрейской республики» не могли убедить донну Амиль и ее танцовщиц в «Семи вкусах» работать задаром, поэтому ублюдкам было нечего делать, кроме как пить, халявить и пугать завсегдатаев Данио.

Разнеся всем выпивку, Данио вернулся на кухню и, зарычав, пнул за собой дверь. Проковыляв к плите, принюхался к бульону. Пахло немного странно; возможно, он варился слишком долго. Ну и хрен с ним, эти псы жрали за бесплатно, и если любой из них захочет пожаловаться, Данио как раз достаточно вскипятился, чтобы плюнуть им в лицо.

Он подал ужин, услышал крики, требующие принести еще вина. Пробегав так целых полчаса, ему удалось урвать пару минут, чтобы выйти с заднего хода в переулок и покурить.

– Ублюдки, – пробормотал мужчина. – Вще они набожные ублюдки и нищие.

Данио выругался и прислонился к стене. Волкоед доставлял ему сигариллы прямо из самого Годрсгрейва. Качественный табак, засахаренная бумага и все такое. Зажав сигариллу между губами, он достал кремневый коробок, спрятал его ладонями от ветра и зажег огонь.

– Ты должен быть в гарнизонной башне, Данио, – раздался голос.

– Хер гошподний! – выругался он.

Коробок выпал из рук и шлепнулся на землю. Из теней – тихая как шепот – вышла девушка в черном. С залива дули штормовые ветры, разметывая длинную челку над темными суровыми глазами. Медленно наклонившись, она подняла коробок. Подкинула в воздух и поймала в грязный кулак.

– Беждна и кровь, девощка, я ж щуть не обошрался! – проворчал трактирщик. – Какого хера ты тут ошиваешься…

Он часто заморгал, его левый глаз осмотрел ее тело немного медленнее правого.

– Э-э, я тебя жнаю? Выглядишь… жнакомо.

Девушка с улыбкой подалась вперед и вытащила сигариллу у него изо рта. Затянувшись так, будто от этого зависела ее жизнь, прислонилась к противоположной стене и вздохнула. Честно говоря, выглядела она довольно неопрятно, волосы и кожу покрывала грязь. Но вот фигура у нее была что надо, а ради таких губ можно продать собственную мать, лишь бы их попробовать их на вкус.

– Ты должен быть в гарнизонной башне, Данио, – повторила девушка

– …Жачем?

– Насколько я помню, ты подаешь там ужин.

Данио хмуро осмотрел ее с головы до пят. Кожа да кости. Вдвое моложе него. Но было что-то такое в ее взгляде… Или глазах. Что-то, что заставляло его сильно нервничать без какой-либо причины…

– Уже нет, – ответил он. – Гарибальди уштроил иштерику пошле одного ража, когда он и его юнцы отведали дерьмеца. В ту же ненощь у него швиштнули коня. Отныне они шами щебе готовят. Прикаж центуриона.

Девушка выдохнула серый дым.

– Да уж, поделом мне. Но это значит, что у нас проблема.