Ненормат

Законопаченные улицы
встречают утренний мороз.
Подслеповато город щурится
сквозь призму стынущих берёз
на человеков, что торопятся
попасть в присутствие, пока
машин сверкающая конница
из пробки вырвалась слегка.
И фары противотуманные,
совсем не лишние сейчас,
мерцают точками обманными
и в этот раз, и в этот раз.
За светофором замороженным
уходит в будущее блик
грядущих дел, в компьютер сложенных
и ждущих исполненья их.
И граждане окоченевшие,
переступив тепло и лень,
преодолев мороз, успешно
впрягаются в рабочий день.

Мы с псом им, бедным, не завидуем,

хоть и желаем всем добра.
Но мы на отдыхе. И, видимо,
я выпью водочки с утра.

Освобождение

Если в тюрьме твоего стоп-анализа
вдруг появилось к себе отвращение,
не хрен выдумывать горькие паузы —
только отмщение, только отмщение.

Пусть подсознание жалко и сумрачно

тихо визжит: «Есть другое спасение», —
в морду ему, как бывалоча в рюмочной —
на! – чтоб побои и чтоб нанесение.

В звон же аккордов, скулящих от жалости,

той, что вращает прощенье, прощение,
вдруг диссонансом вползает по малости:
«Невозвращение, невозвращение».

Невозвращение к бешеным радостям,

к бывшей любви, бившей месторождением,
к той, что терпела из крайней из жалости…
Опровержение, опровержение.

Именно так: «К сожаленью, ошибкою

было счастливого мира кружение.
Да, признаю». И с тоскливой улыбкою
молча пойти в перевооружение.

Временно сдохнуть до реинкарнации

(тутошней, а не грядущей в забвении),
выдохнуть прошлые все девиации
и не качаться пустым отражением

в зеркале. Крест из осины, чеснок ли

вряд ли добавят чего в отношения.
Мокрый, унылый ноябрьский снежок
ждет поднесения опустошения.

Всё непременным исходом дано —

ярким и мрачным изображением.
Как про войну, что случилась в кино —
освобождение, освобождение.

Где-то

Славке Зимбулатову

Тают снега, обнажая вершины
невозмутимых гор.
Значит, весна и кончается длинный
магометанский год.

Небо седое от зноя и пыли,

жёсткого солнца лучи.
Но не забыли, пока не забыли
мы мартовские ручьи.

Где-то капель ксилофонит по нотам

добрых весенних дней
за поворотом, за поворотом
жизни твоей и моей.

А на прямой, что сейчас перед нами

тонкая, как струна,
то громыхают обстрелы в Баграме,
то в Гульбахоре война.

Ночью подъедет бэтэров пара

из разрывов вдали:
топот за дверью, крик санитара:
«Раненых привезли!».

Значит опять на носилках в приёмном

в кровью залитом хэбэ
парни лежат и в сознании полном
молятся судьбе…

Это, дружище, будто не с нами было:

песчаный блюз,
жгучее солнце, пыль под ногами,
Новый год как Новруз.

Переход