Весь прошлый год, сходящий на исход,я прожил нездоровым человеком —таким полуконтуженным калекой,хоть выглядел совсем наоборот.Смеялся, пил, вертепствовал посильно,все грани года пробуя на вкус.А жизнь, как рубль, всё меняла курсс устойчивого вновь на нестабильный.Какой бы курс ни проложил куда,мозг возвращался в заданную точку.И эта точка била очень точно,как Костя Цзю в известные года.Счёт рефери отсчитывал не раз(его ж не бьют, он только наблюдаетоттуда, где про нас всю правду знают).Нокаут не случался. Свет не гас,не отключалось тусклое сознанье.Оно терпело хук и апперкот,и новый напряжённый поворотвзбесившегося напрочь мирозданья.И вытерпев всё, сесть бы в самолет,чтоб улететь от постоянных стрессов,не позабыв заметить стюардессе:«Ну что же, здравствуй, Жанна. Новый год».
Календарное
Восемнадцатого, под вечер,во дворе шелестели листья.Ты сжимала себя за плечи,напряжённая, словно выстрел.Девятнадцатого, наутров спальне свет находил детали.Речка Кама текла, как сутра,бодхисаттвы ее читали.Двадцать пятого было хмуро,дождь то шпарил, то просто капал.Скучной нравственности цензурасутки губы не мяла кляпом.А тридцатого время всталомёртвым штилем в тени акаций.Не моргали часы вокзала.Тебе ехать. Мне оставаться.
К Башлачёву
«Вы все между ложкой и ложью», —пел СашБаш когда-то тревожно.Ложечки нашлись под кроватью,ложь оделась в бальное платье.Но осадок чёрный остался,палачи в нём кружатся в вальсе,в нём живут и грезят войною,выпадают сыпью чумною.Озверевший мир нараспашку,карта повернулась рубашкой.Там, где дама пик рисовалась,лишь шестёрки самая малостьолицетворяет свободу.Козыри в чужую колодуприфартили. Вот и попёрлотак, что хрип вбивается в горлосапогом смазным да державным.Ты хотел быть с ними на равных?Распишись за грошик в жестянкуда ступай в родную землянку.Обернись у входа на стадо,марширующее к вратам адада под лай пастушьих овчарок.И опять к себе, брат, на нары.Черпай ложкой полную мерулжи, которой счастливо верил.Ложечкой согнись на кровати.Некому берёзу заломати.