Ненужная семья (СИ)

— Один-два дня. Завтра она уже сможет садиться. Как только Настю переведут в обычную палату, вы сможете находиться рядом с ней. Сейчас вам лучше пойти домой и отдохнуть. Идёмте, я вас провожу. К сожалению, правилами запрещено здесь находиться посторонним. — Авилов жестом просит меня покинуть палату.

Я бросаю ещё один взгляд на дочь уже через стеклянные перегородки, но уйти из больницы у меня не хватает сил.

Я бесцельно сижу в фойе, где и находит меня Майка. Подруга забирает меня к себе, потому что дома я точно сойду с ума от беспокойства.

— На, держи. — Майя протягивает мне чайную чашку с какой-то мутной жидкостью.

— Что это?

— Ты не спрашивай, а пей.

— Май, я не хочу.

Я действительно ничего не хочу. Ни есть, ни пить, ни спать. Всё, что я хочу, это обнять свою дочь.

— Это я уже сто раз слышала за сегодня, — констатирует Майя. — Тем более я не спрашиваю, что ты там хочешь. Пей.

Подношу чашку к носу. Не самый приятный запах.

— Так. Нечего мне тут нюхать. Зажала нос и выпила. — В ком-то явно пропадают командирские качества.

— Май… — жалобно смотрю на подругу, но это её не трогает.

— Я уже тридцать лет как Майя. Терпеть не могу своё имя.

— Тридцать один, — поправляю. — И имя очень красивое.

— Ты ещё секунды посчитай, умная ты наша, — ворчит на меня Майка. — Я тебе в комнате постелила, или ты здесь будешь спать?

— Мне и здесь хорошо. Я не буду спать.

— Ага-ага. Не будет она, — хмыкает скептически. — Так, подушка у тебя есть, — суетится подруга. — Сейчас принесу одеяло.

— Не надо. Мне пледа хватит. И твоего медведя.

Обнимаю вместо Насти Майкиного плюшевого полутораметрового медведя.

— А ну да. Макс клёвый, — усмехается Майя.

Макс — это она про медведя.

— Теперь я понимаю, почему Настя его так любит, — утыкаю нос в Макса и всхлипываю, вспомнив про дочь. Как она там?

— Эй, ты чего? — Майка садится рядом и обнимает меня за плечи. — Ясь, ведь всё хорошо. Уже всё позади! Пару дней наша Настёнка выдержит. Главное, чтобы врачи её выдержали, — подшучивает беззлобно. — Ты, кстати, не узнавала, откуда деньги?

— Нет, Май. Не до них мне было. Хотела позвонить Олегу, но не стала.

— И правильно сделала, что не стала. У него тоже телефон есть, если что. Если, конечно, его мамзель и телефон не утопила, — хрюкает Майка. — Кстати, что-то «видеорепортажа» с острова я сегодня не видела.

— Май, оно тебе надо? — качаю головой, наблюдая, как подруга листает новости.

— Конечно, надо! Мне бы только твоего благоверного в кадре поймать.

— Зачем?

— Так. — Майя беспечно пожимает плечами. — Для истории. Чтобы в нос ему сунуть, когда он оправдываться будет.

— Не будет он оправдываться. Он даже не позвонил, чтобы узнать, как всё прошло, — произношу холодным тоном.

— Некогда ему. Ныряет он. Кольцо ищет, которое его лахудра утопила. А то на новое-то денег нет. Как бедненькая Аделина без кольца будет? Не представляю, — зло язвит Майка. — Это же как голой ходить.

Ни Олег, ни свекровь не позвонили, чтобы узнать, как прошла Настина операция. Однако на следующий день мне позвонил Пётр Николаевич, отец Олега, и для него оказалось большой новостью, что мы с Настей остались одни.

— А Олег где? — спрашивает свёкор.

— Он уехал отдыхать, Пётр Николаевич.

— Что значит, отдыхать, когда у дочери такая серьёзная операция? — выговаривает мне, как будто это я чемодан его сыну собирала.

— Об этом вам лучше спросить у него, — уклоняюсь от ответа.

— Хорошо. Я с ним поговорю, — обещает.

Честно говоря, моё настроение от этого звонка нисколько не портится. Я просто про него забываю. Перед этим мне звонили из клиники и сказали, что Настю перевели в отдельную палату, и теперь я могу с ней находиться. Это всё, что сейчас имеет для меня значение.

Пакет с моими вещами собран уже давно, поэтому я быстро, насколько позволяет общественный транспорт, еду к своей дочке. Подписываю пропуск, надеваю сменную обувь и халат и поднимаюсь на лифте в отделение. Мне кажется, что лифт едет как специально медленно, настолько я нетерпелива.

У дежурной медсестры на посту уточняю в какую палату перевели мою дочь, иду быстрым бесшумным шагом, чуть ли не бегу. Перед самой палатой сбавляю шаг и останавливаюсь, различая голоса.

— Я перед операцией загадала желание, — хрипит моя девочка. Её голосочек я не перепутаю ни с каким другим.

Заглядываю в палату. Свою малышку я не вижу, её загораживает собой мужчина в белом халате. Он сидит ко мне спиной и разговаривает с Настей.

— Да? И какое? — спрашивает мою дочь.

Я тоже хочу знать, какое желание она загадала, поэтому не спешу заходить в палату.

— Когда я вырасту, то заработаю много денег и поеду с мамой на настоящий остров. Ху-кет называется, — доносится до меня желание Насти, вышибая весь воздух из моих лёгких.

От подслушанных слов в груди всё сжимается, а в глазах предательски начинает щипать. Надо войти, но я стою, застыв на месте.

— Папа туда поехал, а нас с мамой бросил, — жалуется доктору моя маленькая ябеда.

Вот и верь после этого, что дети ничего не чувствуют и ничего не понимают.