Ненужная жена. Рецепт любви

— Да, да, — пробормотала я, опираясь ладонями о стол. Слезы наворачивались на глаза, хотелось рыдать в голос. — Сейчас лекарство тебе найдем… Наверное, от почек надо? Ты отекаешь? То есть, я хотела сказать… ноги у тебя тяжелы? Руки пухнут?

— Ох, пухнут, — тотчас отозвалась женщина с готовностью. Слишком радостно, как мне показалось. — Водянистые, водянистые!

— Лиззи, поищи коробку со сбором, — попросила я.

Лиззи с готовностью кинулась в пристрой. Я слышала, как она затопотала пятками, взбираясь по лестнице под самый потолок, где хранились у нас травы.

Но как только она отошла, женщина, до того охавшая и стенающая, вдруг ловко, я бы даже сказала грациозно, бесшумно ко мне подскочила, и мою шею ожог чувствительный укол.

— Эй, ты чего делаешь?!

Хотела крикнуть, а не вышло.

Только выдохнула шумно, и почувствовала, как ноги меня не слушаются.

Обернулась к странной просительнице уже из последних сил, цепляясь руками за стол. Перед глазами все плыло, но эту женщину я видела четко. Стоит, смотрит, как я падаю, а у самой глаза страшные. Словно в них демоны хохочут.

— Альба?..

Этого вопроса можно было не задавать. Это точно она была.

Только переодетая.

С циничной усмешкой она взяла из своей корзины мокрый лоскут, мазнула им по лицу, стирая сажу, которой искусно изобразила на лице болезненную серость и тени.

Из-за щек вынула круглые камешки, и лицо перестало быть простовато-круглым.

Скинула тяжелую одежду, оказавшуюся подшитую толстым слоем тряпок. Размотала тряпки с ног.

И стала тонкой, сильной, высокой.

— За что…

Альба недобро рассмеялась, высвобождая длинную светлую косу из-под одежды.

— А ты думала, — язвительным голоском ответила она, — к чужому муженьку в постель забралась, и ничего тебе не будет?

— Но он же не нужен тебе, — чуть слышно прошептала я. Тело мое все больше немело, я оседала, и Альба ловко подсунула стул, чтоб я на пол не упала. — Не любишь… зовет — не откликаешься… так зачем?

— Мой он. Поняла? — рыкнула она сурово. — Нужен не нужен, а мой. Трогать своего не позволю. Изведу, в могилу загоню, а все равно моим останется! Поняла?

— Тебе это с рук не сойдет, — слабо прошептала я.

— Сойдет! — усмехнулась она. — Все сходило, и это сойдет. Я же не наобум. Я готовлюсь, я всегда готовлюсь, если что-то хочу получить. Влада ты вылечила, но он снова мое письмо взял. Лекарства у тебя нету, сама сказала. Значит, он умрет, и вступиться за тебя некому будет.

Она снова шагнула ко мне, заглянула в глаза.

— Я неделю в реке полоскала тряпки, — чуть слышно, с ненавистью, выдохнула она. — Каждый день на шаг приближалась. По двору твоему ходила, чтоб ко мне привыкли стражники. С каждым днем все ближе. Печь твою топила. Смотрела издалека, чтоб злее быть. Чтоб рука не дрогнула в последний момент… Да ты не бойся. Больно тебе не будет, — тут она даже зубами заскрипела от ярости. — Я очень хотела бы, чтоб было, но ты ж пищать станешь. А это мне ни к чему. Так что этого удовольствия мне не испытать. Я быстро действует, но милосердно. Ты просто уснешь и все. Хватятся тебя через время, а ты спишь. Пока поймут, что сон нехороший, ничего сделать уж будет нельзя.

—Тебя изловят сейчас…

— Вывернусь, — страшным, одержимым голосом выдохнула она, приблизив ко мне свое лицо. Она внимательно смотрела на меня, кажется, в самую душу заглядывала и видела, как душа тело покидает. — В твоей одежде пройду. Мышью проскользну, лисой пробегу. Вывернусь! И ничего мне не будет. Я ж не ты, — она, удовлетворенная увиденным, разогнулась, усмехнулась. — Мягкотелая, слабая… Я действую быстро, не сомневаюсь, и ничего не боюсь. Настигнут — отобьюсь.

Она с улыбкой подняла мою шубку, накинула на плечи.

Вблизи нас, конечно, не спутаешь. Но издалека — обе светловолосые, обе одинакового роста и сложения. Никто не посмеет заступить дорогу…

Она не была безумной или сумасшедшей. Решительной, лютой, бесстрашной — да.

Тут, умирая и глядя на нее, я поняла, за что любил ее Влад.

Было в ней пугающее величие. Сила и пламень. Но они обжигали смертельным холодом. Она не ходила по лезвию; она сама была остро отточенным лезвием.

Ее смелость и решительность завораживали. Не столько красота, сколько сила ее духа. Только красота ее смелости была обманчивая. Потому что было в ней что-то извращенное.

Клинок. Рубя, не испытывает злобной радости.

Она испытывала.

Она и сейчас торжествовала, глядя на свою победу надо мной.

Но в ее стальном, непоколебимом великолепии, как ни странно, отыскалось уязвимое слабое пятно.

Вернувшаяся из пристроя Лиззи все сразу поняла. С грохотом уронила она коробку с травами и с воем накинулась на женщину.

Что может сделать ребенок сильной, высокой женщине?

Ровным счетом ничего.

Но ласки и хорьки давят зверей намного больше себя…

Накинувшись на Альбу, Лиззи, воя и рыча, вцепилась в ее ноги, и, кажется, укусила.

Да, она же говорила, что и Клотильду кусала за ноги, когда хотела отомстить…

И Альба, отмахивающаяся от нее, никак не могла попасть по ее юркому телу…