До булочной было рукой подать. С версту надо было пройти, не больше. Обычно Катя за пол часа оборачивалась, оттого никто из воспитателей и хватится её не успевал.
Но сегодня все случилось по-другому, и причиной тому стал крошечный котенок с необычными кисточками на ушках. Рыжий, чумазенький с большими грустными глазенками. Появился откуда ни возьмись прямо на её пути. И как мимо такого чуда пройти?
— Какой хорошенький! Мохнатенькие ушки, мягкое пузико! — тут же засюсюкала она, присев рядом со зверьком. Схватила его в охапку и начала тормошить, поглаживая по взъерошенной холке. — Мурлыка! Какой ласковый…
Котенок отчаянно мурчал, словно маленький паровозик. Видно было, что соскучился по ласке. Лобастенькой головкой снова и снова бодал руку девочки, всякий раз вызывая у неё звонкий смех.
И тут в кустах что-то хрустнуло. Причем так громко, резко, что у девчонки душа в пятки ушла. А кот, выпустив острые коготочки, рванул в противоположную сторону.
— Ай! — вскрикнула Катя, вскидывая руку с капельками крови. — Плохой… Котейка, ты где?
Но испугавшегося зверька уже и след простыл.
Воображение тут же ей нарисовало дрожащего от ужаса котика, забившегося под куст. Трясется, мохнатые тельце к земле прижал, глазки прикрыл.
Воспылав жалостью, она бросилась за ним. Не остановили её и колючие кусты, норовившие вцепиться в её волосы и одежду. В самом низу, когда согнулась в три погибели, уткнулась в узкий проём в стене. Перед носом только-только мелькнул кошачий хвостик. Чуть-чуть не успела схватить.
Немного подумав, полезла дальше. Проём как раз позволял. Взрослый бы не пролез, а худенькая девчонки десяти — тринадцати лет смогла бы.
С трудом протиснувшись, оказалась внутри старого двора. С двух сторон к небу тянулись обшарпанные четырёхэтажное доходные дома, где сдавались крошечные клетушки в пару квадратных метров. В таких обычно обретались бедные студенты, чиновники с низших мест и всякая шантропа с папой копеек в кармане. Словом, не самая приглядная публика, с которой часто случались разные неприятности — драки, дебоши и другие непотребства.
Сюда же нередко приходила и боссота с окраинных сквадов. Продавали ворованное, затевали драки, а между делом искали что бы тиснуть. И надо же было так случиться, что именно сегодня они снова оказались здесь.
— Кис, кис, кис, — Катя растерянно оглядывалась по сторонам, высматривая рыжего зверька. Повернется то в одну сторону, то в другую. Зовет, а в ответ ни звука.- Киса, где же ты? Не бойся…
В этот момент дверь ближайшего подъезда хлопнула с такой силой, что внушительный кусок штукатурки сорвался со стены и грохнулся на мостовую. Гул пошел гулять по всему двору.
— Оба-на⁈ — из подъезда вышел высокий, как каланча, подросток в замызганной серой рубахе и лихо заломленной коричневой кепкой на голове. «Уличный» образ дополняли широченные брюки не первой свежести и непонятного цвета, заправленные в укороченные сапожки. Последние выглядели едва ношенными и явно с чужой ноги. — Гляньте, поцы, какая лярва к нам идет!
Улыбнулся во весь щербатый рот и демонстративно харкнул через дыру в два зуба. Из подъезда подтянулись и его товарищи, выглядевшие столь же колоритно: на одном едва держалось ветхое пальто и некогда роскошный чиновничий цилиндр, на втором — черный сюртук с надорванным рукавом и теплая шапка- треух.
— Чистенькая, белая, как лыбедь! Гы-гы-гы! — замершую девочку окружили с трех сторон. С ухмылками и усмешками переглядывались. Цокали от восхищения, разглядывая ее с ног и до головы. — Смотри-ка, и цыцки уже есть! Гы-гы-гы!
— Какие это цыцки, дурень⁈ Пупырки! Вот у нашей Аськи цыцки, так цыцки! О! Как ухватишься…
— Ты что ли хватался⁈ У козы поди…
— Что? Да она сама все…
Щербатый громко цыкнул на них, пресекая начинавшуюся драку. Оба, кидая друг на друга злые взгляды, уже были готовы сцепиться.
— А может эта нам цыцки покажет? — главный кивнул на застывшую в шоке Катю. Та, не жива не мертва, даже пошевелиться боялась. — И еще кое-что…
Не сводя с груди жадного взгляда, парень схватил ее за рукав и дернул к себе. Прижал. Обдавая гнилостной вонью изо рта, засопел.
— А-а-а-а-а! — тут же взвизгнула она, ногтями вцепившись ему прямо в лицо. И быстро-быстро начала царапать, полосуя кожу сверху вниз. Чистая кошка. — А-а-а-а-а!
Матернувшись, каланча отбросил ее от себя. Из глубоких царапин на его лице пошла кровь, падающая и на одежду, и на мостовую.
— Ах ты, сучка! Совсем охренела⁈ — оскалился беспризорник, уставившись на нее одним глазом. Второй заливала кровь из рассеченных брови и лба. — Я же тебя прямо здесь оприходую. Поцы, нагните-ка ее!
И оба товарища уже дернулись в ее сторону: один справа зашел, второй — слева. Руки вытянули, словно охотники, когда на облаве добычу загоняют.
— Вот и поглядим на цыцки, — щербатый, то и дело вытирая кровь с лица, вцепился в девичий подол. — Панталончи…
По сторонам даже не глядели. Двор здесь был глухой, огорожен высокой каменной стеной. Дома к ним выходили редкими окнами. Даже, если кто из жителей что и увидит, не выйдет. Такие жители были.