Нео-Буратино

Гвидон заглянул в полученный в качестве залога бабушкин паспорт и, узнав дату рождения, поморщился:

— Какая любовь?! У нас же разница шестьдесят четыре года и три месяца!

— Да кого это волнует. Слушай меня! Ты должен сначала ее уговорить (думаю, долго не придется), в загсе стоять на своем и требовать, чтобы вас расписали. Придумай, что она твоя няня и ты любишь ее с детства, наплети там что угодно. В конце концов, я обеспечу свое скромное участие, моральную поддержку. С вами пойду. Ну скажи, к примеру, что она гениальная поэтесса, как Анна Ахматова, что ей нужен молодой друг для ухода и вдохновения. А лучше, если она сама это скажет. Поженитесь, и переезжай к ней. Бабка долго не протянет, а там ты — законный наследник — женишься на своей Зиночке. Видишь, какой я избрал спасительный исход? Учись, артист! Только пьяным в загс не заявись.

— Да что я, алкоголик?! Как артист я водку применяю исключительно в качестве метода психологической реабилитации, освобождая свое подсознание, — обиделся Гвидон.

— Я этого не говорил. Просто упреждаю, чтобы накануне не пил. Все ясно?

Гвидону было ясно, что интрига выходит на новый виток, и Бог знает, какие мытарства ждут на этом пути, быть может, придется сменить один набор трудностей на другой, но отступи он сейчас, и деньги, большую часть из которых помогла накопить Зина, придется отдавать назад. Такая перспектива Гвидона вовсе не устраивала, и он принял новый план.

Бабушку долго уговаривать не пришлось: на предложение расписаться она согласилась сразу. Сомнительно, чтобы она поверила, что околдовала Гвидона своими женскими чарами, но ей, конечно, было лестно, что артист, которому всего ничего — немного за тридцать, предложил ей «руку и сердце», к тому же прежнее воспитание подсказывало старушке, что она в долгу перед этим «порядочным» человеком. И зря Бяня с опасением напутствовал «молодых»: «Запомните дни рождения друг друга, а то не поверят, что вы влюбленные». По крайней мере, «невеста» прекрасно запомнила все, что касалось жениха.

Подавать заявление «молодые» направились не в загс, а во Дворец бракосочетания. Бабуля извлекла из глубин допотопного комода платье по моде тридцатых годов — память свадьбы со своим «бедным» Леонидом, в мирное время изготавливавшем памятники на Смоленском кладбище, а в сорок втором сгинувшем под Мясным Бором без погребения, — и, как ее ни отговаривали Гвидон с Бяней, отправилась именно в этом экстравагантном наряде. Гвидон был в единственном выходном костюме, заготовленном для свадьбы с Зиной, а «контролирующий обстановку» Бяня, по обыкновению, в чем-то старом, замызганном — чуть ли не в спецовке, зато «освежеванный» — и свежевымытый, и свежевыбритый, как настояла Клава. В этот день во Дворце бракосочетания была торжественная суета, точно там собрался весь Петербург. Множество юных пар стремились поскорее скрепить узы законного брака, на странную чету никто не обращал внимания. Естественно, когда очередь дошла до Гвидона со Светланой Анатольевной (так звали фиктивную невесту), девушка, регистрирующая новые семьи, только сделала большие глаза и, фыркнув, металлическим голосом произнесла:

— Так, граждане, не до шуток! Следующие.

— Какие еще шутки? — возмутился подскочивший к столу Бяня. — Два взрослых человека столько лет взвешивали все, так сказать, pro et contra и вот наконец-то изъявили желание объединить свои судьбы, а вы…

— Вот что. Вы пока посидите, а я скоро… — И чиновница удалилась из зала.

Девушка за соседним столиком стала толкать в бок другую регистраторшу: «Смотри, смотри!» Молодожены, стоявшие в очереди, раззадорились. Какой-то жених похлопал Гвидона по плечу:

— Вперед и с песней! Ни шагу назад! В этом есть известное изящество.

Бяня успокаивал бабушку, которая не могла взять в толк, почему не хотят удовлетворить их с Гвидоном законную просьбу.

Наконец вернулась «брачующая» девушка, ведя за собой благообразную матрону, видимо, заведующую дворцом. Заведующая села за столик, заглянула в документы новобрачных и укоряюще потрясла перед самым лицом Гвидона его паспортом, раскрытым на странице четырнадцать:

— И не стыдно вам, мужчина, нигде не проживающий? Думали втереться в доверие к пожилой женщине и обмануть государство?!

Гвидон, собрав остаток моральных сил и наглости, выпалил:

— Ни к кому я не втирался! Я ее люблю, и мы все равно поженимся, хотя бы через суд. Я личность творческая, давно с ней живу, и только она понимает мое искусство. А в подобном стиле я не могу с вами разговаривать. Вы мне плюнули в душу. Регистрируйте! Есть у вас чувство долга? Не имеете права отказать! Мы давно живем с ней! У нас даже свидетель есть! — И Гвидон обернулся в сторону Бяни. Бяня, краснея, обернулся тоже, делая вид, что ищет свидетеля за спиной.

Заведующая потупила взор и предупредила, что имеет право потребовать справки из диспансера. Гвидон невозмутимо предъявил бумаги.

Наконец заведующая вынесла вердикт: