Читаем Нео-Буратино полностью

— Слушай, Колян, короче, я «Скоропослушницу» нашел, попросил, чтобы у нас все было торчком… Еще, это: книжку тут нашел, «Молитвослов православных воинов»… На всю братву взять? Как скажешь… А то! Я соображаю, че делаю.

В трубке послышалось: «Они сюда не приедут — забили стрелку тебе недалеко от храма. Понял?»

Браток закачал головой, будто пахан его видит:

— Не, к церкви пусть не едут. Тут засада полная. Я с попом базарил конкретно про Мадонну, баксы, говорю, не проблема, а он ни в какую. Значит, и разруливать нас не будет. С этим, короче, дохляк!

Только теперь Гвидон узнал в говорящем одного из нападавших на бар и пулей вылетел из собора. Возле своего дома ему причудились печально знакомые иномарки, а в коридоре коммуналки произошло и вовсе поразительное: годовалый соседский малыш, едва начавший ходить, до сих пор не произнесший и слова, вдруг огорошил его мудрым пастырским наставлением: «Молись и кайся!» Крестясь и не веря своим ушам, озадаченный Гвидон попятился на лестницу, тут же решив, что ему лучше переночевать у бабушки. Там он, переварив услышанное, машинально наварил пельменей, оставленных сжалившимся гаишником. Поедая слипшееся месиво из теста и условного мяса, артист наконец почувствовал себя вне опасности, а когда старушка, заботливо приговаривая: «Здесь теперь твой дом, отдыхай, милок, спи на здоровье! С Рождеством Христовым!» — выделила ему подушку и старенькое, зато пуховое, одеяло из своих запасов, даже вспомнил, что такое уют, как его собственная бабушка укладывала в кроватку маленького Гвидошу, шепча ласковые слова и украдкой крестя. Подумалось: «Не был на могиле столько лет уже! Каюсь: прости, бабуля! Простите меня, непутевого, все, и вы, Светлана Анатольевна, тоже! Наверное, такую и надо иметь жену — спокойную, мудрую, без претензий… Будь вы помоложе лет на шестьдесят, я бы, пожалуй, всерьез на вас женился…» С этими благостными мыслями Гвидон уснул.

Ночную идиллию нарушил разболевшийся живот. Гвидону вспомнилась услышанная на какой-то пирушке песня: «А в животе снуют пельмени, а как шары бильярдные…» Он едва успел добежать до туалета и расположиться поудобнее (в туалете крючок был сорван и не было света).

Резко распахнулась дверь, в проеме образовался силуэт «Димы» — Дмитрия Сергеевича.

— Здрасте! А Светлана Анатольевна дома? — вырвалось у Гвидона.

На что Дима, среагировав автоматически, позвал тещу:

— Светлана Анатольевна, к вам пришли.

Наконец наследственный зять сообразил, что к чему и кто перед ним. Воцарилась тишина.

Гвидон убедился, что сейчас состоится мужской разговор. «Я с ним договорюсь. Еще можно цивилизованно решить проблему — мудрое слово имеет великую силу. Человек такую жизнь прожил, значит, должен меня понять».

А Дмитрий Сергеевич уже набрал нужный ему телефонный номер и вопил в трубку:

— Милиция?! А-а-а! Помогите! Меня убивают на дому! Адрес? Сейчас вспомню…

Гвидону трубку пришлось вырвать — ветеран, кстати, оказался не таким уж крепким. Артист взмолился, пытаясь отменить вызов:

— Тут пенсионер шутит. Старость не радость — понимаете, склероз и разные сопутствующие явления. Не приезжайте!

— Я тебе покажу «сопутствующие явления»! — бесновался неугомонный наследник, скача вокруг аппарата.

Строгий голос в телефоне потребовал: «Немедленно отдайте потерпевшему трубку. Прекратите безобразие, пока не произошло непоправимое, — ответите по всей строгости закона!»

«Потерпевший», снова став хозяином положения, требовал, чтобы срочно выслали наряд:

— Я сам честно трудился в органах, а меня какой-то вражина избивает!

Добившись вызова, настырный Дима вытер рукавом вспотевшую рожу и злорадно воззрился на Гвидона:

— Ну, говорил же я, что тебя засажу? Дождался? Кто ты против меня — заслуженного работника НКВД и МВД?! Есть у меня еще друзья в органах, связи остались. — И презрительно добавил: — Сынок!

Вскоре раздался требовательный звонок в дверь. Дима сам побежал открывать, ворча: «Сломают еще — знаю я наших…» Гвидон молча сидел на табуретке, ожидая своей участи: «Зачем я во все это впутался? Бодался теленок с дубом!» Ворвавшиеся блюстители порядка первым делом увидели топор, который хитрый старик предусмотрительно успел положить у самых Гвидоновых ног. Дима сразу ткнул лейтенанту ветеранское удостоверение МВД, и Гвидона немедленно поставили к стене, ткнув ствол в затылок «во избежание сопротивления». Наряд обрыскал всю квартиру в поисках свидетелей. Соседей разбудили и предлагали дать «правдивые» показания в пользу обиженного пенсионера. Они хотели спать, связываться со следственными органами побаивались и просили оставить их в покое. Одна любившая скандалы соседка не выдержала настойчивых уговоров и вызвалась «все рассказать». Ее, Дмитрия Сергеевича и бедолагу Гвидона препроводили в отделение. Там-то и выяснилось, почему соседка не отказалась давать показание: муж ее сидел в тюрьме, и у нее были основания не любить бывшего «мента», к тому же она была давней «жилицей» и подругой детства безвременно ушедшей из жизни дочери Светланы Анатольевны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза