Читаем Нео-Буратино полностью

— Чего он там несет? Бандиты какие-то… — говорил старший, проверявший документацию. — Техосмотра нет, доверенности нет. Скорость как превысил — сами видели! Еще и нетрезв, похоже, и, наверное, имеет дерзкий замысел. Проверьте-ка, что у него в багажнике!

Багажник был забит продуктами для кафе, которые привез напарник Гвидона по стойке. Продукты приобретались в соседнем супермаркете по дешевке, потому что срок их годности давно истек.

У Гвидона порылись в карманах и, не найдя денег, заявили:

— Прошлого у тебя уже нет, а будущего может и не быть. Вообще никогда. Ну, что с тобой делать, кудесник? Да, вот так и распускают себя в бесстыдстве… — А сами принялись бесстыдно перетаскивать продукты в свой «форд».

Гвидон засуетился, пытаясь хоть что-то уладить:

— Не надо, граждане милиционеры! Это чудовищно! Это же не мои продукты! На нас бандиты напали, и вы должны помочь, а вы… И что мне теперь делать?

Он чуть не заплакал, а инспектора заржали:

— И продукты тоже не его! С этим мужиком нужно серьезно разбираться — тут уголовная статья!

— Да нет! Это продукты для кафе, а я барменом там подрабатываю, и сейчас, как назло, рэкет налетел. А вообще-то я артист.

Старший наконец сжалился, оставив часть пакетов у Гвидона в машине:

— Конечно, весьма неуклюже с вашей стороны. Поезжайте.

— А может, вы вообще продукты забирать не будете — зачем они вам, несвежие? Я ведь вас не задавил, вы даже палочкой махнуть не успели, — не переставал причитать Гвидон.

Лейтенант посмотрел сначала на него — уже как на шута горохового, потом на пакеты с хлебом, задумчиво кинул в багажник упаковку какого-то размякшего полуфабриката и брезгливо махнул рукой:

— Ехай, Райкин!

Натерпевшийся Гвидон свернул по Большому проспекту в сторону Князь-Владимирского собора, рядом с которым он жил. Ему было стыдно за свою трусость, за то, что сбежал, оставив товарищей наедине с бандитами, но в последний момент почему-то пропало желание просить помощи у милиции. «Лучше уж Бога попросить — может, прав Капа, что Он есть», — решил Гвидон. В собор зашел, опасливо озираясь, было не по себе — церковь у него ассоциировалась со смертью и похоронами. От невежества перекрестился слева направо, когда понял, устыдился своей ошибки. Понуро опустив голову, Гвидон встал в очередь к лавке: денег наскреб на одну самую дешевую свечку. Со свечницей разговаривал новый русский в кожанке «Hugo Boss», с «ролексом» на золотом браслете:

— Мамаша, с Рождеством тебя Христовым! Мне десять свечек за упокой и десять за здравие. И конкретно, к какой иконе лучше свечку ставить, чтобы всё по-человечьи?

Молодая свечница в черном платке от неожиданности изменилась в лице и почти прошептала:

— И вас с Великим Праздником. Пожалуйста, потише говорите. У нас в храме чтимый Чудотворный список Казанской Божией Матери. Многие исцеляются…

— Не! Ты неправильно поняла, — оборвал «браток», оживленно жестикулируя, — мы не «казанские», у нас своя команда. Здесь, говорят, какая-то «Скоропослушница» есть? Короче, как ее найти?

Свечница побледнела и еще тише ответила:

— Слева от Царских Врат перед Иконостасом. Увидите — она в серебряной ризе, в золотых крестиках, многие к ней жертвуют. А свечи все одинаковые, только об упокоении их обычно ставят на канун, но в такой праздник можно к любой иконе.

«Прихожанин» просветлел:

— О! Это то, что надо! — и стал совать служке зеленую бумажку.

Девушка отмахнулась, как от заразы:

— Опустите в кружку. Спаси Господи! — и облегченно перекрестилась, когда бандит ушел.

Через минуту он вернулся, на ходу разговаривая по сотовому телефону:

— Как-как? Мадонна? Понял, отбой… Слушай, мамаша, — он доверительно нагнулся к прилавку, — тут расклад такой, у главного беда, собака сдохла, любимая, Мадонна. Надо бы отпеть, как полагается, по православным понятиям. Деньги — не проблема. С кем поговорить?

Теперь уже терпеливую послушницу затрясло от гнева:

— Уходите, ради Христа! Собаку отпевать вздумали — вы соображаете, о чем просите?! Креста на вас нет! Тварь бездушную Мадонной назвали! Уходите, пока батюшка вас не попросил.

Бандит попятился:

— Тише, мамаша, тише! Я с отцом сам пообщаюсь.

Тут из алтаря, словно бы по заказу, появился строгого вида батюшка, и браток заспешил к нему:

— Святой отец, надо бы собачку отпеть женского полу. За бобы договоримся — ни о чем. Забашляем сколько надо.

Батюшка невозмутимо обернулся:

— А собака крещеная?

Тот обалдел:

— Не-а!

— Где ж ты видел, чтоб некрещеных отпевали? — ответил священник и заспешил обратно в алтарь.

Свечница догнала его у самых дьяконских дверей и запричитала:

— Зачем вы ему это сказали? Они ж теперь щенков крестить вздумают!

Батюшка улыбнулся:

— Иди, милая, очередь уж за свечками!

Гвидон и не подумал о «Великом Празднике», зато отыскал образ Иоанна-воина, облик которого, как ему показалось, напоминал Яна Капника, достал контрамарку с молитвой от сглаза и выполнил все строго по инструкции. С души вроде отлегло: «Авось поможет!»

Рядом заметил все того же верзилу, который теперь говорил по сотовому телефону:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза